Солнечное Zатмение

Глава 1. Обстоятельства, странные и не очень

Когда я вышел из Управления по Смертным Делам, сокращенно УСД, или «усадьбы», как мы ласково называли здание между собой, уже стемнело. Начальник решил выжать из меня все соки и не отпустил без соответствующих рапортов, будь они неладны. 

Ну не люблю я этого: бумажки, отчеты, рапорты... Наверное, потому и забрался в самую глушь, чтобы особо не дергали. Но и про старуху бывает... В смысле, и на старуху — проруха, так, кажется, говорят? Мне еще до старушечьего звания как до луны, недавно стукнуло двадцать пять. Юбилей, как-никак. 

Чтобы добраться до дома, мне предстояло пройти небольшой парк. Пустынный и заросший — прям мечта маньяка. Но маньяков я не боялся, есть вещи и пострашнее. И за свою недолгую жизнь повидал всякого, меня психопатами не удивить и не запугать. 

И даже пьяными компаниями, забывшими о комендантском часе. Я-то, как представитель закона, вполне мог его нарушать, но они, веселые и безбашенные, — нет. Их было восемь человек: пять парней и три девчонки с модными нынче зачесами набок, никак не могу взять в толк, что это за мода такая... По-дурацки выглядит, если честно.

И вполне можно было бы пройти мимо — разгонять пьющих подростков по домам точно не входило в мои обязанности, — но они сами нарвались. 

— Эй ты! — лениво окликнул меня крепкий, сбитый парень лет семнадцати. Накачанный и лысый — такие застряли где-то между девятым классом и институтом, дожидаясь распределения. Из него выйдет отличный дворник. Почему бы и нет? Чтобы идти в полицию или войска внешнего периметра, надо обладать не только накаченными бицепсами, но и определенным складом ума. 

Я прибавил шагу, надеясь, что им просто будет лень догонять улепетывающего ночного путника. Я ошибся: до развлечений таким никогда не лень. Сзади послышался томный разочарованный вздох: кто-то из девчонок высказал свое «фе», и это однозначно послужило спусковым крючком. Ату его, ату... Вот дебилы-то, а...

Догнав меня в месте, где свет фонарей уже не доставал, громила издал торжествующий возглас, символизирующий победу над жертвой. И мы еще называем себя вершиной эволюции... Тьфу. Ни один кваzи так бы не поступил. Может, в этом-то и проблема?

Я часто думаю об этом, так как профессиональная деятельность подразумевает контакты не только с живыми.

Выставив руку вперед, я выполнил прием, который мы коротко и любовно именовали «крот». Это когда нападающему в глаза пальцами ткнуть. Если знать как, паршивец надолго потеряет ориентацию в пространстве.

Пока жертва отечественного бодибилдинга подвывала в кустах, я спокойно шел по тропинке к дому, зная, что никто ко мне больше не сунется. В таких компашках главное — вырубить главаря, остальные сами сольются.

У большой типовой пятиэтажки было тихо. Странно, но я любил свой двор, начало которому было положено, наверное, еще в той далекой и неведомой стране под названием Советский Союз. Смутное время, говорят, было... Не знаю. И не возьмусь судить лишь по запискам историков. Но вот пятиэтажка и дворик дышали стариной, и мне это было по душе. 

Приложив брелок к домофону, я дернул на себя тяжелую металлическую дверь и сразу же понял, что спокойного вечера не сложится. 

Между вторым и третьим этажом, отчаянно завывая, сидела девушка. Тонкая, с прозрачной белой кожей. Я знал ее мельком. Звали ее, кажется, Ира, и жила она на третьем справа. Точно. И болела раком, редким каким-то, неизлечимым. Только как же родители ее проглядели момент смерти — неясно. А датчик жизни? 

Мазнув взглядом по своему браслету (на всякий случай), я осторожно ступил на первую ступеньку, ведущую на третий этаж, нащупывая ножны с табельным мачете.

Ира сидела в углу площадки: бледные руки были сцеплены замком на груди, она то и дело тоненько всхлипывала. Стоп! Я прислушался и выругался. Спрятал мачете обратно. Позвал тихо:

— Ира?

У них всегда очень обостренный слух: она услышит без труда. И отвлечется от того, что сотворила. Вернее, что ей позволили сотворить. 

— Я.... — она растерянно осмотрелась. — Я...

Мне не хотелось ей помогать. Если бы она произнесла это сама, было бы лучше.

— Убила... — наконец сказала она и застонала, с шумом изрыгивая что-то красное. 

Омерзительно, но не смертельно. Переживем.

— Где твой браслет? — осторожно спросил я. 

— Дома. — Она вытерла губы ладонью и уставилась на кровавые полосы на своей руке. 

— Саша, — ее затравленный взгляд метнулся ко мне. Надо же помнит, как меня зовут, не все мозги, видать, отшибло. Мозги... Съеденный на ужин пирожок со стола шефа попросился наружу. 

— Меня теперь убьют? — она с ненавистью посмотрела на свои руки: под ногтями, покрытыми тонким слоем белого лака, отчетливо проступали черные борозды.

Ответить было нечего. Скорей всего, да. Убьют. С другой стороны, убийство в том состоянии, в котором она пребывала, можно считать непреднамеренным. Но браслета-то нет.

На меня уставились два огромных синих глаза. Сколько лет ей было?

— Зачем ты сняла браслет, дура... — сказал я с неподдельным сожалением: девчонку было искренне жаль.

Жалость — поганое чувство, ее всегда надо гнать прочь, уж мне ли не знать.

Пожалеешь котенка, мокнущего под дождем, возьмешь его в дом, а он укусит твоего ребенка и наградит бешенством. Пожалеешь нищего у метро, а окажется, что он богаче тебя в разы. Пожалеешь кваzи — обретешь проблем на всю жизнь. Так говорил отец. Но если учесть, что у меня их два, и со вторым я не виделся лет пятнадцать по причине того, что он кваzи как раз таки, то отцу своему склонен был верить. Второго, кстати, всегда звал только «папа».

Один звонок. Отец наверняка уже дома. Один звонок — и дознаватель смертных дел, бравый майор полиции Денис Симонов решит все мои проблемы одним махом. Я вздрогнул. Посмотрел на девчонку и молча кивнул на дверь. Она скорчилась и снова заползла в свой угол, опять подвывая.

Я только закатил глаза. Сказал тихо, но твердо:

— Иди в квартиру.

Этот фокус мне всегда удавался, даже не знаю почему. Но точно уверен, что именно благодаря умению управлять кваzи меня взяли в кадетку смертных дел — престижное и жутко дорогое училище. 

Ира встала и, послушно поднявшись на один пролет, скрылась за дверью. Я последовал за ней, торопливо оглядываясь: свидетели мне сейчас были не нужны. Камера под потолком ожидаемо не работала. Кто-то заботливый выкрутил из нее аккумулятор. 

В квартире пахло кровью. Неприятный, тяжелый запах. На всякий случай я снова вытащил мачете и встал наизготовку. Ирке с этой стороны уже ничего не грозит, а я вполне мог бы стать... донором... Желудок снова свернулся, и я пообещал себе никогда больше не есть эти чертовы пирожки, которые готовит заботливая жена шефа. 

— Иди вперед, — приказал я, осторожно ступая следом.

Н-да... Реки крови просто. Меня сложно удивить, но выглядела квартира устрашающе. 

Большая, трехкомнатная, со вкусом обставленная, сейчас она обнажила все свое нутро. Поломанная дорогая мебель, разбросанные изысканные вещи. Ирина семья явно не бедствовала, несмотря на необходимость платить за ее лечение. 

Из комнаты справа торчала окровавленная рука. Она была недвижима, что не могло не радовать. 

Это была женщина средних лет, красивая при жизни, наверное. Сложно судить о прижизненной красоте трупа, у которого нет головы. 

Теперь паззл сошелся окончательно.

— Где он? — спросил я, убирая мачете в ножны — оно мне не понадобится, теперь уже точно.

— На кухне, — Ира посмотрела на меня осоловевшим взглядом и улыбнулась. На фоне всего происходящего выглядело это круче, чем в любом фильме ужасов. 

— Умойся и переоденься, — сказал я ей. — Собери вещи, которые тебе могут понадобиться. Документы...

Я оборвал себя на полуслове: какие документы? У кваzи человеческие бумажки? Теряешь квалификацию, Найд, теряешь.

— И найди свой чертов браслет! — прикрикнул я. 

— Что теперь со мной будет? — кровь она с себя смыла, взгляд стал холодным и осмысленным. Знакомый мне взгляд вполне себе сформированного кваzи. 

— Если браслет найдешь и запикаешь, может, и обойдется, — буркнул я. 

Она торопливо метнулась в одну из комнат, бережно неся три браслета. Датчик жизни на каждом был придавлен какой-то микросхемой, видимо, создающей имитацию пульса. Не, я, конечно, слышал, что отец Иры — ученый, изобретатель. Но и подумать не мог, что можно так обмануть браслет. Хотя на что только люди не идут, чтобы сохранить жизни родным. 

— Одевай на руки родителям и активируй. И свой активируй. И жди приезда оперативников.

— Ты разве не один из них? — спросила Ира ни разу не дрогнувшим голосом. 

— У меня другие функции, — сказал я. — Но я подожду тоже, мне придется объяснять свое присутствие и следы здесь. 

То, что на вызов примчался отец, было ожидаемо — дело-то происходило в моем подъезде. Он вообще порой излишне меня опекал. 

— Капитан Бедренец, — он пожал мне руку: за его плечами маячили помощники, а при любых посторонних он всегда соблюдал строгую субординацию. Следом за ними быстро прошла Настя, жена отца, деловито сжимая в руках свой экспертный чемоданчик. Проходя мимо меня, она улыбнулась и незаметно пожала мне руку, за что я был ей благодарен. Хоть какая-то поддержка. 

— Здравия желаю, — отчеканил я, и отец невольно поморщился. Ладно, переигрываю. Бывает. 

— Докладывайте, — устало махнул он рукой, и я впервые заметил, что седых волос в его шевелюре прибавилось. Да и вообще вид у него какой-то... больной. Что-то в груди сильно кольнуло. Наши отношения с отцом никогда не были простыми и безоблачными, но представить, что придет миг, и он станет восставшим, как и все люди после смерти, я просто не мог. 

— Майор Симонов, — сказал я уже мягче, — я обнаружил девушку на площадке приблизительно в двадцать один ноль-ноль. Хотел действовать по инструкции и обезглавить восставшую, когда понял, что в этом нет необходимости. Она возвысилась.

— За счет кого? — спросил отец, а его помощники переглянулись.

— За счет родителей, я так предполагаю. Бенедикт Иванович Серафимов и Лилия Петровна Серафимова. 

— Спасибо, капитан, — сказал отец, — вы можете быть свободны после того, как заполните протокол. 

— Как дела у Кости? — спросил я невзначай.

— Нормально у него дела, — ответила вышедшая из комнаты Настя. — Мог бы зайти, повидаться с братом.

В ее голосе слышался явный укор. 

— Зайду, Настя, — ответил я. — Спасибо. 

Отец закончил заполнять протокол и протянул его мне за подписью, я быстро чиркнул закорючку, но уходить не спешил, поглядывая на Ирину, сидящую ко мне спиной. Интересно, она ведь навсегда останется такой худой. Невесомой. 

— Денис, иди сюда, пожалуйста, — позвала Настя, и отец шагнул в комнату. Его помощники остались возле Ирины, и правильно — кто знает, что взбредет в голову свежевозвышенному кваzи?

Покосившись на оперативников, я быстро шмыгнул к комнате за отцом, не показываясь ему на глаза. С одной стороны, ничего нового я бы там не увидел, с другой — в голосе Насти слышалось неподдельное удивление. Мне было любопытно, что так могло удивить эксперта, работавшего с мертвяками вот уже двадцать лет. 

— Этого не может быть, — отец был явно раздражен. 

— Я эксперт или ты? — язвительно спросила Настя. — Может. Я тебе совершенно точно говорю: эта женщина была обезглавлена, будучи мертвой. Окончательно мертвой, Денис. 

До меня не сразу дошел смысл ее слов. Окончательно... что? Она не восстала?.. 

Этого действительно не могло быть, отец совершенно прав.