Solomon

Месхенэт, пролог

     — Ну что там у вас? — раздражённо рявкнула я, услышав гул голосов. Но это была лишь маска, за которой пряталось волнение. Мне надо показывать людям, что я сильная, иначе я не смогу удержать здесь порядок.

      Юноша двадцати лет от роду, с по-военному коротко постриженной тёмной головой, почтительно поклонился. Мой взгляд на секунду приостановился на его руках, которые покрывали ужасные ожоги и шрамы, которые вряд ли когда-нибудь затянутся. Перед глазами пролетели те ужасные воспоминания, как он пришёл в это место с обугленными руками. Что с ним произошло, я не спрашивала, но мне всё равно всегда было интересно. Но я не думаю, что стоит тревожить ужасное прошлое. Придёт время, он мне расскажет. Одет он был в просторную льняную тунику, подпоясанную сыромятной кожей, и в цветастые сандалии из того же материала.

      — Пришла весть, которая крайне возмутила всех… Даже меня.

      — Что за весть, Лот? — я напряглась. Раз возмутились все, значит, что-то действительно серьёзное.

      — На Юге опять начали торговлю людьми…

      — Что?! Это же идёт против всего нового устава Давида! Известно, кто этим всем промышляет?

      — Только в своих кругах, вряд ли сиё известие дошло до верхушки. — В залу, украшенную росписью и овитую резными балюстрадами, по периметру освещённую огромными чанами с маслом, вошёл крупный мужчина с мечом наперевес. Он был намного старше меня, с выгоревшими от палящего солнца волосами, забранными в хвост ярко-красным жгутом. Пестрившие свежей зеленью глаза всегда смотрели хитро, словно он был на десять шагов впереди. Одевается он просто — и это несмотря на то, что он вышел из благородного колена Данова. В куттонет изо льна, не окрашенного в пурпур и пестрившего золотыми вышивками, а с вышитым на сим гербом дома Дан.

      — Отчего же нам не оповестить нашего владыку? — поинтересовался Лот.

      — Никак нельзя. — Мужчина немного замялся. Я готовилась услышать самое худшее. Ведь Лот прав, мы можем послать сокола. — Это наши люди…

      — Что?! — Уже во второй раз зал сотрясся из-за эха моего возмущённого крика. Я захлёбывалась в гневе и отвернула голову, привнося в свои мысли спокойствие. — Кто эти ублюдки? Тут руки Давида не требуется — самолично казню! Народ сейчас сам волен выбирать, служить им кому-либо или нет! На то это Эрец-Исраэль, а не свора, собравшаяся в единое целое с устоями, перенятыми у Египта! Разве я не права, Исаак? Лот?

      — Безусловно, Гвирти*. Сим человеком был Гахиджи и его люди.

      — Чёртовы Египтяне!

      — Из ваших уст это звучит как самоирония, — попытался разбавить напряжённую обстановку Исаак.

      Я вздохнула. Быть одной из тех, кто следит за подпольным мирком — та ещё морока. Именно что подпольным. Я позволяю людям свободу вне закона, но даже эта свобода ограничена. По крайней мере люди должны отпустить устои: хозяин — раб, иначе Эрец-Исраэль станет вторым Египтом. С этим надо что-то делать… Что-то такое показательное, чтобы больше в голову никому не пришло так перечить Моему кодексу, которому они присягнули.

      — Лот, пошли сокола принцу Соломону. Передай то, что ты слышал.

      — Но как же вы? Я не могу так вас подставить.

      — Лот, это необходимо. Принц придумает, как это выразить Царю в более безопасной форме. Но хоть кто-то должен взять всё это под контроль. И ещё успокой людей.

      Юноша обеспокоенно взглянул на меня. Я несколько раз успокоительно кивнула и улыбнулась. Меня слишком сильно опекают. И меня это раздражает. От этого в сердце что-то так ёкает и мне становится очень страшно за тех, кто рядом со мной. Сколько раз я уже говорила, что если я тону и меня трудно спасти, то и не надо этого делать. Если я влезу в кошмар, то не лезть за мной! Но нет, Исаак и Лот принципиально отказываются меня бросать.

      Он явно был против, я это видела, но вскоре он ушёл.

      — Мы с тобой, Исаак, отправляемся на Юг. Надо бы размяться, заодно напомнить, что от меня невозможно скрыть ничего.

Гвирти — Моя госпожа.