Сомов

Пролог

Полине постояла перед дверью класса, чтобы успокоиться. Этих детей она не любила. По многим причинам. Но теперь, когда последняя запись была сделана и тайное стало явным окончательно, она их не любила особенно. За трусливое молчание, потакание и безволие.

А ещё она их… побаивалась. Боялась. Не всех, но многих. Почти половину класса.

Полина глубоко вдохнула. Медленно выдохнула. Муж говорил, что ей стоит уволиться. Просто уйти и всё. Ученикам и так плевать на литературу, а его зарплаты бы хватило на троих, если ужаться. Её муж был умным и многое понимал. Не мог понять он только, что довести дело до конца для неё очень важно. Это вопрос принципа. Не все дети в этом классе — чудовища, и ради тех, кто ими ещё не был, она обязана была продолжать.

Собравшись, наконец, с духом, Полина толкнула дверь. Класс притих. Пятнадцать пар глаз уставилось на неё. Она бодро поздоровалась:

— Здравствуйте, дети!

И прижала к груди учебники. Спряталась за ними.

— Драсти… — вяло отозвался кто-то.

Больше никакой реакции. Почти все были на месте после звонка — и на том спасибо.

Полина еле сдержала горькую усмешку. А какие были мечты после института!.. Что она придёт, принесёт этим детям что-то хорошее, научит их видеть красоту, ценить прекрасное! А они? Им не нужна была красота. Им, большей части из них, нужно было совершенно другое. То, информацию о чём она собирала последние полгода. Терпеливо, по крупице. Странный разговор там, долетевший шепоток здесь. Случайно упомянутые имена и даты. Истина выкристаллизовывалась из сплетен и слухов. Ужасная правда, на которую предпочитали годами закрывать глаза. Она напала на страшный след, когда на ветвях деревьев едва пробивались почки. Сейчас листья уже облетали с деревьев…

Полина тряхнула головой. Ученики смотрели на неё. Кто вопросительно, кто с насмешкой, кто с беспокойством. Она усилием воли заставила себя не кусать губы. Вот ещё не хватало. Вместо этого мягко улыбнулась и заговорила:

— Итак. Давайте вспомним, о чём мы говорили на прошлом уроке?

Руку никто не поднял. Как всегда.

— На прошлом уроке мы говорили…

Она уже почти поймала нужный настрой. Почти отрешилась от мыслей о том, что в этом классе есть как минимум три человека, которым уже довелось быть соучастниками убийств. И пусть даже речь шла о собаках, не о людях, но долго ли они будут ограничиваться животными?

— Пошла на хер! — раздался с голос с задней парты.

Полина вздрогнула. Говорившего она узнала сразу: Аркадий Викторов. Её головная боль в последние полгода. Головная боль — и ключик к тайне. Жизнь любит странные шутки.

— Аркадий, я бы вас попросила!

Обращаться к детям на «вы» — правило, которого она строго придерживалась и которое директор считала блажью. Детям, по убеждению Марии Ивановны, требовались строгая дисциплина и жестокие наказания, а не уважительное отношение. Иногда Полине казалось, что всегда чрезмерно ярко накрашенная директриса даже мечтает о розгах. Или об изоляторе, как в «Республике «Шкидт». На худой конец, её бы наверняка порадовала даже возможность лупить учеников линейкой по пальцам… Полина такие взгляды считала дикостью, но Аркаша время от времени напоминал ей, и очень успешно, что вежливость и мягкость легко принимают за слабость.

— Проси. — пожал плечами Аркадий и тут же осклабился: — Проси, соси, потом ещё проси.

Полина поперхнулась на резком вдохе. Была бы у неё в руках розга… Она сжала губы. Напомнила себе, что она — всё ещё главная. Что она учитель. Педагог.

— Аркадий! — голос дрогнул. — Что вы себе…

— Что слышала. Отсоси, потом проси. Слыхала про такое правило? Всё лето за мной бегала, как привязанная. Сука. Хочешь, чтобы я тебя трахнул — так и сказала бы.

Полине остро захотелось резко подняться с места. Захотелось хлопнуть дверью класса и направиться в кабинет директора с просьбой… Нет, с требованием! С требованием созвать педсовет, вызвать в школу родителей нахала, поставить его на учёт, принять меры! Но она прекрасно понимала, что ничего этого не случится. Мария Ивановна просто усадит её на стул в углу, как провинившуюся девчонку, и будет говорить. Говорить вещи, жгущие сильнее оплеух. О её полной профнепригодности. О глупости. О неспособности внушить детям страх, а значит, и уважение. Пьющий отец Аркадия просто-напросто повторит фразу своего сынишки, когда она попросит его подойти для разговора. Или выкинет с участка за шкирку, если будет не в духе.

Но и спускать грубость она не собиралась. Резко поднявшись, Полина прошла через класс и остановилась у парты Аркадия. Каблуки звонко щёлкали в тишине. А он поднял на неё глаза и широко улыбнулся. Мерзкий маленький зверёк оскалился.

— Сосать пришла? — поинтересовался Аркадий.

— Ваше поведение недопустимо!

Собственный голос, высокий и резкий, показался Полине жалким и смешным. Краем глаза она заметила, как кто-то из мальчиков достал телефон и направил на неё камеру, но тут же получил мощный подзатыльник от соседа:

— Не снимать, слышь!

Телефон исчез. Ещё несколько рук, потянувшихся к карманам, вернулись на парты. Учителей бы так слушались…

— Аркадий, сейчас мы с вами пройдём к директору!

— Ты сейчас пройдёшь на мой хер своим ртом!

— Аркадий!

Полина хлопнула ладонью по парте. Не сдержалась. Не справилась. Бабушка говорила, что молитва может помочь, но ошибалась, молитва не помогала. Хотя Полина и не пробовала толком.

Аркадий вскочил на ноги, словно хлопок по столу был сигналом. Набычился, сгорбил плечи и наклонил голову, как боксёр на ринге.

— Отвали, сука! Последний раз говорю!

— Вы идёте со мной к директору! То, что вы делаете…

Он её ударил. Коротко, без замаха. Просто резко поднял руку и влепил пощёчину. Звук вышел громкий, сочный. Унизительно звонкий. И Полина ответила. Не ударила в ответ, нет, даже в истерике она не смогла бы поднять руку на ученика. Даже на такого ученика. Она толкнула Аркадия в грудь, слабо и неловко, растопыренными пальцами, причинив себе больше боли, чем ему. Но он вдруг заорал, краснея от натуги: