Сон о принце (части 3 и 4)

Глава LXXXIX

Гевэеза извинился передо мной за то, что подверг мою жизнь опасности. Но только после того, как я уверила его, что ни сном, ни духом не знала ни о том, что у него правая нога чуть короче левой, ни о том, как пьянчуга за неподанную монетку «нагадал» хромому малышу безногую жену, ни того, что детство мальчишки все было пронизано дразнилками-издевками по поводу пророчества. Ну и мой дикарский акцент, как оказалось, тоже сыграл неблаговидную роль, поскольку в моем произношении «девочка» звучит очень похоже на «нареченную». Мое признание, что считала это ни двумя разными, а одним словом, было встречено дружным смехом всех присутствующих на заднем дворе лавки Алижека. Даже Гевэеза ухмыльнулся, хотя до этого корчил обиженную физиономию. Повторный взрыв смеха состоялся, после моего объяснения, что не стала спускаться во двор из-за бегающих по двору собак. Откуда мне была знать о местной дружелюбной породе, выведенной специально для спасения людей. В результате мою историю народ начал сходу пересказывать друг другу как анекдот.

У меня же появилась возможность утащить полностью не оттаявшего Гевэеза в сторонку и в конце концов объяснить проблему. Точнее, «укромный уголок» на правах аборигена выбирал парень, заведя меня в какую-то подсобку и предложив перевернутое ведро в качестве табурета. Сам же он остался стоять, привалившись плечом к косяку. Можно сказать хитро выстроил мизансцену для демонстрации кто есть who (читается как «ху», перевод – «кто»). Меня условности не тронули, и не помешали изложить принцип инвалидной коляски.

 – Ты пойми, – говорила я, – у меня только общие представления как должен выглядеть гибрид колес со стулом. Технических умений воплотить это в жизнь у меня ноль. Сделай, а?

Парень запустил руку в волосы:

 – Да я собственно проблем не вижу. Идея-то примитивная. Но если судить по моему конструкторскому опыту, то наверняка обнаружится что-нибудь головоломательное.

 – Я могу помочь.

 – Это вряд ли, – в его глазах мелькнула снисходительность.

 – А тогда как скоро?

 – Ну думаю пробную модель дней за двадцать сделаю.

 – Двадцать? – невольно ужаснулась я.

 – А ты думала, – парень сунул мне свою пятерню под нос и принялся загибать пальцы под неспешное перечисление, – разработать общий дизайн, разбить все на составные и для каждой разработать конструкцию, выработать минимальные требования, подобрать материалы, определить как будет проверяться. Видишь, – он потряс сжатым кулаком, – уже пять! А я еще не перешел к заказу запчастей и самому монтажу.

Гевэеза говорил чистую правду, но при этом испытывал глубокое удовлетворение, что сумел ткнуть меня носом в мое незнание-непонимание. Но меня не трогало ни его самодовольство, ни мое «унижение». А вот количество дней расстраивало.

 – Вот незадача! – я потерла лоб, словно вручную разгоняя мыслительный процесс, – она мне сейчас так нужна!

 – Ха! – с неожиданной презрительностью усмехнулся Гевэеза, складывая руки на груди, – поёшь мне на все лады: «Надо безногой девочке помочь», да «Бедненькой несчастненькой безногой помощь нужна». А сама?..

 – Что сама? – не включилась я в претензию.

 – Да плевать тебе на саму девочку вместе с ее безногостью! Ведь все слова только для прикрытия твоей корысти!

Я всмотрелась в глаза обвинителя, вдохнула его эмоции и решила вправить мальчику мозги.

 – Скажи-ка мне, мил человек, а зачем ты специальные башмаки у сапожника заказываешь, а потом еще тренируешься ходить, так чтоб твоя хромота была незаметна?

 – О чем ты? – прошипел Гевэеза, внезапно помрачнев от прикосновения к его персональному табу.

 – О том, что ты делаешь это ради того, чтоб не выделяться. Ты не хочешь, чтоб над тобой издевались и смеялись глупцы. Не хочешь, чтоб тебя жалели сердобольные старушки. Ты хочешь, чтоб к тебе относились как к здоровому мужику без изъянов и в первую очередь думали о тебе как о хорошем мастере. Ведь так?

 – Ну, где-то так, – настороженно подтвердил парень.

 – И ведь это у тебя получилось. Я ведь пришла к тебе не из-за того, что ты такой замечательный хромой... – Гевэеза дернулся словно у него в ушах случилось «железом по стеклу», но я, «не заметив», продолжала, – а потому что ты мастер, который может справиться с нестандартной работой. А сейчас во время разговора, я тебе предлагала помощь из-за того, что у тебя ноги разной длинны? Нет, ты ответь, – я встала и, сделав полшага, снизу вверх вгляделась ему в глаза, – вслух ответь, ты на самом деле думаешь, что я предложила тебе помощь в конструировании из-за того, что у тебя одна нога чуточку не дотянула до другой?

 – Издеваешься? – угрожающе прошипел визави.

 – Смеюсь. По-доброму, – ответила я, усаживаясь на свое ведро.

 – По-доброму? – переспросил он, заполняя эфир конгломератом противоречивых чувств.

 – Не сомневайся, по-доброму, – подтвердила я, – но не над твоими физическими особенностями, а над твоими упреками.

 – Хм...

 – И нечего хмыкать! Ты сам хочешь, чтоб с тобой общались, не думая о том, что там у тебя длиннее, а что короче. Другим же в этом отказываешь.

 – С чего это я отказываю?

 – А с того это! Я тебе человеческим языком объяснила, мне нужен музыкант для выступлений. Не безногая неумеха инвалидка, чтоб выбивать у прохожих слезу и деньги жалостью-беспомощностью, а музыкант. Разницу чувствуешь? Я собираюсь работать вместе с ней и зарабатывать, используя ее сильные качества, а не слабости. То есть собираюсь поступить с ней точно так же, как ты хочешь, чтоб поступали с тобой: смотрели на твои способности, не замечая физических недостатков. Однако тебе легче. У тебя есть хороший сапожник, который знает, как учитывать твои особенности. Его умения дают тебе шанс нормальной жизни. У девочки такого сапожника не было. Именно поэтому она бедная и несчастная: у нее еще не было шанса стать полноценно независимым человеком. Ты в силах ей дать шанс, продемонстрировав свое умение решать технические задачи. Я в силах дать ей шанс, взяв ее на работу музыкантом. А причины, по которым я даю эту работу, не так уж важны. Главное, что она не подачка. То есть дается не из жалости к увечью.