Соната Вельзевула, или Реальное происшествие в Мордоваре

Соната Вельзевула, или Реальное происшествие в Мордоваре

СТАНИСЛАВ ИГНАЦИЙ ВИТКЕВИЧ

СОНАТА ВЕЛЬЗЕВУЛА, ИЛИ РЕАЛЬНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В МОРДОВАРЕ

Перевод с польского

Эпиграф: «Musik ist höhere Offenbarung als jede Religion und Philosophie» Beethoven[1].

[1] Музыка – большее откровение, чем какая-либо Религия и Философия.

Действующие лица:

Бабушка Юлия – 67 лет. В коричневом платье и очках.

Кристина Череш –  ее внучка. 18 лет. Смуглая брюнетка, очень красивая.

Иштван Сентмихалый – композитор. 22 года. Светлый шатен.

Барон Иероним Шакалый – денди. 22 года. Горячий брюнет.

Баронесса Шакалый – его мать. Маленькая худая женщина. 58 лет.

Теобальд Рио-Бамба – бородатый человек, черный. 57 лет.

Иоахим Бальтазар де Кампос де Балеастадар – около 50 лет. Рослый, широкоплечий. Брюнет с длинной черной бородой. На висках немного седых волос. Лысый. Плантатор.

Хильда Файтчачи – 29 с половиной лет. Рыжая. Демоническая. Оперная певица в Будапеште.

Тетка Иштвана – маленькая старушка, довольно обычная.

Дон Хосе Интриго де Эстрада – 45 лет. С острой бородкой. Брюнет. Испанский посол в Бразилии.

6 лакеев – верзилы с острыми бородками, в красных ливреях. Черные чулки и черные позументы.

Лакей баронессы Шакалый – гранатовая ливрея с красными лацканами. Серебряные пуговицы.

Действие происходит в ХХ в. в Мордоваре, в Венгрии.

АКТ 1

Салон в квартире бабушки Юлии. Обстановка скромная, старосветская. Беленые стены. Темно-бронзовый потолок, с поперечными балками. На стенах иконы и миниатюры. Широкие застекленные двери в глубине выходят на веранду, оплетенную краснеющим виноградом. Далеко видны горы, покрытые свежим снегом. Горит лампа в зеленом абажуре. За круглым столом сидит бабушка Юлия в белом капоте, в платье бронзового цвета. Слева, на другой стороне стола, сидит Иштван Сентмихалый, в спортивном костюме, в кресле-качалке. Пауза. Темнеет. Потом лунная ночь.

ИШТВАН: Может, вы, бабушка, расскажете что-нибудь страшное, пока Кристина не вернется – так скучно ждать. Лучше о той сонате Вельзевула, о которой давно уже обещали рассказать. Помните, как Кристина не дала вам закончить – не любит дважды слушать одну и ту же историю.

БАБУШКА: Ну, хорошо. А было это так: жил когда-то здесь, в Мордоваре, молодой музыкант, точно такой же, как и вы, только чуть более, по тем временам, ненормальный. Некоторые даже считали его олухом, но это, конечно, несправедливо. Когда я была еще ребенком, я знала тех, кто его видел. С самого детства он мечтал написать Сонату Вельзевула, как он это называл, – такую сонату, которая безусловно превосходила бы все иные. И не только сонаты Моцарта и Бетховена, но и вообще все, что было и могло быть сотворено в музыке: такую сонату, которую бы сам Вельзевул написал, если бы был композитором. Потом он сошел с ума: утверждал, что знал Вельзевула лично, что путешествовал с ним по аду. И что будто он – то есть Вельзевул – как самый обычный человек с черной бородой, одет немного старосветски, ну вот как наш бразильско-португальский идальго – де Кампос Балеастадар.

ИШТВАН: Кто это, бабушка? И зачем вы сравнили меня с кем-то реальным? Я так люблю фантазии, не испорченные каким-либо следом жизненных обоснований.

БАБУШКА: Не позволяй себе ничего подобного, иначе тоже можешь с ума сойти – как и тот. Я старая: буду говорить тебе "ты" – для простоты. И помни: чтобы ты мне не обидел Кристину – этого я тебе не прощу: живая или мертвая – отомщу за нее.

ИШТВАН: (вздрагивая) Ох – только бы не умерла. (Серьезно) Можете мне верить, что все только от денег зависит.

БАБУШКА: (сурово) Хотелось бы, чтобы зависело исключительно от твоей совести.

ИШТВАН: Ах, сейчас не об этом речь, а о том, что там с тем Вельзевулом. Кто этот идальго?

БАБУШКА: Лучший виноградарь в Мордоваре. Теперь видно, что ты здесь недавно, раз не знаешь, кто такой де Кампос. Вот и ходили те двое вместе и ходили в поисках входа в ад, который, по старой мордоварской хронике, должен находиться в окрестностях горы Чикля. Этот бородач рассказывал, похоже, молодому все в подробностях, как этот самый ад выглядит, будто сам был там, не знаю, сколько раз, или когда-то даже жил там. Только вот, бедняга, не мог никак припомнить, где вход. Ха-ха. Оба сошли сума: никто из них точно не знал, кто этот Кампос. Разное о нем говорили. А молодого потом нашли повешенным на ремне у входа в заброшенную медную штольню на склоне горы Чикля. А у него, пожалуй, были задатки гения музыки.

ИШТВАН: Это довольно неинтересная история, при этом еще и довольно короткая, бабушка моя – я надеялся на что-то получше. Раз совсем не известно, кто был тот человек и куда вообще делся, то должен сказать, что я вовсе этим всем не восхищен. Таких историй можно за час десять штук придумать.

БАБУШКА: Придумать можно много и куда более интересных. Мордовар – место, созданное для того, чтобы здесь происходило что-то необыкновенное. Удивительные горы и удивительные люди. Даже те, кто сюда приезжает, должны быть именно такими и никакими иными – удивительными.

ИШТВАН: Я вовсе не удивительный. Художник – это я знаю. Может, не совсем понимаю, что значит быть художником – но ничего удивительного в этом нет. Пишу музыку, потому что должен – так, как кто-то другой – служащий банка или купец. Пишу ноты так, как писал бы счета в банковской книге.

БАБУШКА: Тебе, Иштван, только так кажется. Для себя ты не удивителен, потому что ты сам весь плаваешь в удивительности, которую сам и создаешь вокруг себя – плаваешь, как в воде рыба: только рыба не создает то, в чем плавает. Но другие эту удивительность ощущают: я, Кристи и даже все те, кто живет на том берегу озера: я говорю о местных жителях, конечно.