Соседи сверху

Соседи сверху

— Тимофей… Тимофей! Оглох, что ли?!

Вилка клацает о тарелку. Капелька яичного желтка приземляется на скатерть. Шаркая тапками, Тимофей идет в ванную.

Наташа стоит там. Сверлит взглядом верхний угол над стиральной машинкой. Руки уперты в бока. Из-за этого ночнушка натянулась, рельефнее обозначился живот.

Подавляя зевок, Тимофей протер глаза, попытался сфокусировать взгляд.

— И что? — вопросил он, щурясь и ничего не видя.

— Смеешься?! — Наташа так резко повернула к нему голову, что он вздрогнул.

Забеременев, она словно с цепи сорвалась.

Они хотели и планировали ребенка. Тимофею казалось, будто он готов к любым трудностям. Единственное, о чем он не подумал, — это гормональные всплески. Настроение у Наташи теперь редко бывало хорошим. Обычно смурное, оно все чаще становилось невыносимым. Он старался не срываться на беременную жену — копил недовольство в себе.

— Глаза разуй! — почти закричала она.

— Я же слепой как крот, — вяло оборонялся он, изо всех сил стараясь сохранять внешнее спокойствие. — Мне очки нужно надеть.

— Так пойди и надень!

— Вот сейчас пойду и надену.

— Ну так вперед, надень!

Внутри закипела бурая жижа гнева. Впервые захотелось хорошенько вмазать женушке.

По животу!

Он представил себе, как с ее лица сползает истеричная напористость, сменяется звериным испугом.

Он прошел в спальню, нашарил на тумбочке очки, нацепил их и вернулся.

Теперь он разглядел: из-под потолка по стене сочилась темно-желтая гуща с красноватыми прожилками. Субстанция лениво, почти незаметно ползла по коричневой плитке вниз.

Тимофей стоял, хлопал глазами. Колесики в голове крутились, но вхолостую.

— Так и будешь торчать столбом? — продолжала атаковать Наташа. — Сделай что-нибудь! Может, эта гадость опасна. А я, между прочим, беременна, если ты за…

— Да закрой ты рот! — рявкнул Тимофей — неожиданно даже для самого себя. — Не забыл я!

— Что ты сказал?! — Ее голос стих. Она стала как сжатая пружина.

Он смутился и промолчал. Поправил дрожащим пальцем очки.

— Иди и разберись с соседями, — скомандовала она.

— Ничего, что мне на работу? Сама сходи и поговори.

— Но ты же мужчина! — последовал безапелляционный довод.

— Ладно, буду уходить — поднимусь.

Он отправился одеваться, а потом ушел из дома, так и не доев остывшую яичницу.

Пять минут, чтобы познакомиться и тут же, не отходя от кассы, разругаться с соседями сверху.

Он поднялся по лестнице на девятый этаж. Черную железную дверь покрывал слой строительной пыли. Из дырки для звонка неряшливо торчал провод.

Он постоял у двери, прислушиваясь. Изнутри — ни звука.

Постучал — аккуратно, костяшками пальцев.

Без ответа.

Постучал снова, настойчивее.

Окончательно убедившись, что внутри никого, Тимофей осмелел и принялся дубасить в дверь кулаком — вымещал злость. Гулкое эхо прокатилось вверх-вниз по лестничным пролетам.

Вызвал лифт.

Несмотря на полную готовность дома, многие квартиры до сих пор не были распроданы и пустовали. Управляющая компания — мутная конторка — работала вполсилы. Часто отключали свет. Двор до сих пор не до конца очистили от строительного мусора. Разноцветные горки и лесенки на детской площадке сиротливо торчали из глинистой земли, которая в дождь превращалась в грязевое болото.

Пустовала и квартира соседей сверху. Ни возни, ни обрывков разговоров, ни шума льющейся воды, ни ремонтного кавардака. Голая коробка хранила молчание.

Раз никто сюда так и не заселился — значит, бракованные трубы прохудились, не иначе. В новостройках всегда что-нибудь не так.

Как только двери лифта с грохотом разъехались, в кармане завибрировал мобильник. Звонил начальник.

— Уже выходишь? — без приветствия.

— Здравствуйте, Борис Соломонович. Да, выхожу.

— Давай быстрее. Ты мне нужен хотя бы на пятнадцать минут раньше.

— А что…

— Кабанчиком.

Шеф отключился.

Вмиг забыв о протекающем потолке, Тимофей зашел в лифт.

Рабочий день окончился двумя часами позже положенного. Когда Борис Соломонович просил поработать сверхурочно, Тимофей не отказывал. За это награждали премиями — небольшие, но все же деньги. Да и не привык Тимофей перечить вышестоящим.

В шесть вечера Наташа принялась названивать. Он не отвечал. После пяти неудачных попыток угомонилась. Предчувствуя скандал, Тимофей решил потянуть время — прогуляться пешком. Пока доберется, будет уже почти девять.

Он поймал себя на мысли, что хочет как можно меньше и реже видеть Наташу. Все-таки правильно его единственный друг Толян предостерегал: не надо спешить со свадьбой; хорошее дело браком не назовут; как бы жалеть потом не пришлось…

В кронах деревьев шумел легкий ветерок. На город плавно опускалось одеяло вечерних сумерек. По воздуху плыла умиротворяющая мелодия из динамика у парковых аттракционов. Ходьбой Тимофей разогнал кровь, застоявшуюся от многочасового сидения на жестком офисном стуле, а теплый майский вечер приглушил нерадостные мысли.

Хрупкое спокойствие разбил на мелкие осколки звонок на мобильник. На экране высветилось: «Жена». Еще каких-нибудь пять месяцев назад в такие мгновения он испытывал приятное чувство — смесь гордости и удовлетворения: в списке его контактов есть это слово. Теперь, видя его на экране, он ощущал лишь тупое раздражение.

Он принял звонок, прислонил трубку к уху. Выждал пару секунд, слушая возмущенное сопение. Потом отважился произнести:

— Да.

— Где тебя носит?! — понеслось пулеметной очередью.

— Работал.

— Работал, да?! А ответить не судьба?

— Не мог, прости.

Он опустился на скамейку беспомощно, словно пушинка в душное безветрие. Вокруг беспечно резвилась детвора, гуляли влюбленные парочки. А он чувствовал себя каторжником в кандалах.

— Ах, простии-и-и-и-и-и-и?! Бог простит! Где ты находишься?