Сошедшие с полотен

Пролог

Подземелья академии «Non-éprouvé». Заповедник Авенуа. Франция

Наши дни.

Биение сердца Летиции больше напоминало фейерверки. Сокращения были неравномерные, то вспыхивали болью, то проходили так легко, что она даже не могла почувствовать удара. Летиция сидела в углу камеры, прижимая колени к груди, и пыталась восстановить ритм равномерным дыханием, то и оно выходило с трудом: мышцы сокращались бесконтрольно, и судороги простреливали тело в разных местах, без какой-либо системы. Жгучие ожоги расцвели пятнами на ногах, руках, плечах и животе, но даже вся эта боль не помогла Ватикану выбить из Летиции признание.

Она сидела в полной темноте, так что даже не могла видеть, что они сотворили. Все, что осталось, это предательское тело и кор, что горел так ярко, будто был готов в любой момент поднять академию на воздух.

Летиция подняла голову, расслышав гулкие шаги. Звуки здесь разносились на сотни метров по коридорам, так что Летиция точно знала: здесь она единственная пленница. Издалека в темноте различался огонь факела, и все мышцы непроизвольно сжались, ожидая нового удара.

Священник застыл перед самой решеткой, осматривая в свете пламени Летицию. Ее лицо исказила ухмылка.

— Ты что, без шокера? Придумал что-то интереснее?

Едва она договорила, тело снова прожег импульс. Священник поморщился.

Его рука просунулась через решетку, опуская на каменный пол сверток.

— Что это?

— Переодевайся. Монсеньер Апразиз хочет поговорить.

Летиция покачала головой и снова изогнулась в судороге, прошедшей по позвоночнику. Казалось, в ней больше разрядов, чем во всем токе, который требуется на обеспечение академии.

— Я не смогу идти.

Пришло время усмехаться священнику.

— Думаешь, тебя здесь кто-то на руках носить будет? Не сможешь идти, значит, будешь ползти до кабинета монсеньера, поняла? Грязная, мерзкая нехристь, ты слышала, что я сказал?

Летиция кивнула, и дрожащей рукой потянулась к свертку. Там оказалась одежда, которую наверняка взяли из ее же шкафа в жилом крыле. Форма, состоящая из блузки и юбки, капроновые колготы и туфли. То, что было надето на Летиции, никуда не годилось: ткань покрылась черными угольными пятнами и порвалась в местах ожогов. Тело все ещё дрожало, и Летиция стонала от боли, натягивая новое одеяние.

Которое сделает вид, что всего, что произошло в подземелье Ватикана, на самом деле никогда не случалось.

Летиция не знала, сколько прошло с ее приезда, но чувствовала, как по полу идет вибрация. Открытие пургаториума все ближе, и священники останутся бессильны против кариатид. Лишь тогда они решили вспомнить об атлантах. О таких, как Летиция.

Она видела Апразиза лишь однажды, когда только явилась к воротам академии после побега. Тогда она еще не знала, что внутри ее ждет еще большая западня, чем в Париже.

Он был высоким, тонким, с загнутым ручкой от зонта носом и черными маленькими глазами, цепляющимися за людей так, словно то мечтал содрать с них кожу. А еще, насколько Летиции было известно, совсем недавно занял этот пост, буквально за день до начала открытия пургаториума.

Лишь когда она поднялась, едва держась на дрожащих ногах и цепляясь за холодные стены подземелья, священник отпер клетку. Он был прав: если понадобиться вырваться отсюда, Летиция будет ползти на руках, но освободится.

Только есть ли там, за пределами подземелий, остальные? Знают ли Клод, Трельяр, Раймунд и Дамиан, что она жива? Живы ли они сами?

При воспоминании о последнем ее слабые руки сжались в кулаки. Если он еще жив, она ляжет костями, но исправит это. Если пургаториум ее не опередит.

Священник появлялся в клетке каждые семь тысяч секунд — Летиция считала, думая, что так будет легче вернуть сердцу ритм — и в этот раз появился после такого же интервала. Выходит, сейчас она находиться лишние секунды, за которые может восстановиться и сбежать. Кор в ее груди горит так, как не горел даже родной в начале ее работы атлантом. Ударами током его угнетали, но держали на том уровне, чтобы Летиция оставалась живой. Значит, теперь у нее будет время, чтобы восстановиться. Ей нужно протянуть время разговора с монсеньером Апразизом как можно дольше, пока тело не восстановиться.

Летиция думала об этом, проползая вдоль стены следом за священником. Он злился, что она движется слишком медленно, но все равно возвращался и ждал. Казалось, каждый пролет занимал не менее получаса, и после каждого шага голова кружилась так, словно Летиция сейчас рухнет на каменный пол без сознания. И все же ей удалось добраться до двери, а потом и проползти на коленях один лестничный пролет, забыв об одежде. Обрушиваясь на стул, Летиция не видела ни священника, ни монсеньера, ни даже куда попала — все вокруг заволокло пеленой, так что она едва не сползла от усталости на пол. Острая спинка пришлась на ожоги, и Летиции удалось немного прийти в себя от вспышки боли.

— Летиция Атталь, атлант Земли, — донесся до нее бархатный голос откуда-то издалека, но следующие слова прозвучали совсем рядом: — Ну и зачем вы открыли пургаториум?

От резкого вдоха она закашлялась, сворачиваясь пополам на столе. Тогда перед глазами возникли сухие руки с четками, под которыми лежала внушительная папка с множеством записей.

Послышалось брезгливое:

— Боже… Дайте ей кто-нибудь воды, что ли.

Быстро осушив протянутый бокал, Летиция отставила его подальше, и, сконцентрировав туннельное зрение на черных глазах, хрипло произнесла:

— Я буду говорить только с Трельяром.