Совки

Глава четвертая. ПОЭТ.

Валерий Иванович, пробираясь через заросли тальника к речке, всё думал о том, правильно ли поступил, оставив жену торговаться.

«Это тебе не на Малай базаре в Сингапуре. Там из-за какой-то косынки можно до хрипоты на своём стоять, отстаивая каждый цент, а тут, на своей земле и не за мелочёвку какую-то, а за усадьбу. Свои – русские люди. И колется, и хочется. И себя не подвести, и другого не объегорить. А я оставил одну – и в сторону. Хитрован!».

Шёл он к речке не потому, что ему надо было посмотреть на неё, а потому, что знал – женщины между собой найдут общий язык, только не надо мешать им. Жена его ещё ни разу не подводила, когда дела были житейские. Да и что ей было подводить, когда она подолгу оставалась одна, все вопросы домашние и семейные ложились на её хрупкие плечи. Да найдите ту русскую женщину ХХ века, на которую бы они не ложились Она, как речка горная, всё бежит и бежит – притягивает к себе своей свежестью, только удивляйся, когда телогрейку снимет.

Речка, выбравшись из-под плотного, высокого залома, с радостным журчание набрасывалась на родные валуны и с пеной, возбуждённо облизав их, растекалась зеркальным плёсом.

У Валерия Ивановича мелькнуло:

«Сколько же сил ей понадобилось?! Этот залом попробуй, разбери в одиночку. А она пробилась. Ай да речка! Жить с тобой рядом, да радоваться».

И ему показалось, что речка от удивления примолкла. Он встал на одно колено. Зачерпнул ладонью и, смыв липкую паутину с лица, выпрямился. Из-за залома показался рыбак. Был он какой-то несуразный. Коротконогий. Будто утонул в раструбах резиновых сапожищ. И торчало из них невысокое, но широкоплечее туловище с большелобой головой, как лопухом прикрытой какой-то тряпичной шляпкой. Топорщилась белая бородёнка. Одет он был в выцветшую камуфляжную куртку. Левый бок оттягивала брезентовая сумка. В правой руке – длинное, гибкое удилище. Не замечая Валерия Ивановича, он вышел к плёсу. Нагнулся вперёд и будто что-то выцелил. Неожиданно ловко для своей фигуры резким взмахом удилища забросил леску далеко по течению и, выпрямляясь, потянул на себя. В воде что-то плеснуло. Он поддёрнул – и в воздухе затрепетала рыбёшка. Рыбак подхватил её и, бережно снимая с крючка, забористо крикнул Валерию Ивановичу:

- Ты чего глазеешь, приезжий что ли?

- Да вроде того.

- А почему без удочки? Клёв по-черному, а ты – без удочки. Первый раз у нас что ли? - отвлёкся, вновь забрасывая с таким же успехом. И опять с надеждой к Валерию Ивановичу:

- Ну, хотя бы с бутылкой?

-Без неё, родимой, - в тон ему ответил Валерий Иванович, почему-то заражаясь от его надежды тем же непринуждённым настроением, свойственным всем рыбакам на свете.

- И не курим, и не пьём, и здоровеньким помрём, - засмеялся рыбак, плюнув на червяка, нанизав его на крючок. - Эх, жалко! Я бы тебе на уху, так и быть, отвалил, а ты бы мне бутылочку поставил. Что за народ пошёл? Приходит на речку без удочки и без пузыря. Не весело живём.

- А ты весело?

- Речка возбуждает.

Он подошёл и протянул руку. Ладонь была, как лопасть весла, и не сжала, чтобы показать силу. Он, как видно, подал не для пожатия, а чтобы передать загрубелой, но горячей ладонью, теплоту своего сердца собрату, с которым нежданно-негаданно свела его судьба, ведущая по причудливым дорогам жизни, как одинокого странника, который рад-радёшенек такой встрече. Представился с шалым блеском в счастливых глазах и с широкой улыбкой:

- Поэт!

- Поэт?! А по отчеству? - удивился Валерий Иванович, тоже приветливо присматриваясь к нему: не встречался ли с ним в море или на грешной земле за каким-либо застольем, да запамятовал с годами. Но память такого чудака не восстанавливала.

- Где это видано, чтобы у такой кликухи было отчество! - горделиво вздёрнул рыбак свою петушиную голову и будто сел на своего конька. - Александр Пушкин, Михаил Лермонтов, Сергей Есенин, два Владимира: Маяковский и Высоцкий. Да разве всех перечислишь?! Они, как звезды в бесконечном небе. Но все они у меня вот тут, - и он, постучав заскорузлым пальцем с обкусанным ногтём, в свой выступающий лоб, вдруг произнёс с печальным сожалением:

Он долго в лоб стучал перстом,

Забыв названье тома.

Когда, зачем стучаться в дом,

Где никого нет дома!

И глаза его вновь потухли:

- А у меня ума только и хватает:

Течет речка по песку.

Что-то шепчет морячку!

- Одно утешение – Поэтом вся деревня кличет. - Но сокрушался недолго. Тут же признался, что доволен собой: - Всю жизнь мечтаю, повезёт и мне. В конце концов, посетит Пегас мою неплодородную голову, унавозит её своим божьим даром. И из неё вылупится что-то стоящее. Так и живу, - и добавил изречённую поэтом с большой буквы простую истину:

Мечта всех юношей питает,

Надежду старцам подаёт.

- Ну, вот и познакомились. Пойду я дальше вниз.

- А что, в верховье одна мелочёвка водится? - спросил Валерий Иванович, чтобы вернуть Поэта из детства в старость, которая уже вдоволь намечталась, пора бы и успокоиться.

- В основном – да! - ответил Поэт. - Крупняк, вроде ленка, не пройдёт через залом. А лосось, тем более…

- Значит, разобрать его надо.

- Так каждый думает.

- Что же мешает?

- А мы рязанские, и живём почином. Кто начнёт, а дальше всё чин чином. Теперь понял? Я такой, раз – и в рифму. Поэт, однако! Так и живу. То одному помогаю, то другому. Всё пытаюсь разобраться, что к чему. А в голове сумбур. Сам себя потерял.

- Так найти надо.

- Вот и ищу в журчании речки. В нём вся собака зарыта, - и он, не попрощавшись, выставил вперёд удилище, как копьё, и решительно, словно зная, что только так можно достичь желаемого, двинулся по течению.