Совки

Глава одиннадцатая. ФУРАЖ.

Не прошло и недели, после того как обзавелись коровой, поздним вечером, когда они досматривали по телевизору беглые кадры Владивостокских новостей, к дому подъехала, какая-то машина.

- Грузовая вроде, - озадачено определил Валерий Иванович, судя по натруженному шуму двигателя за окном.

Приглушив телевизор, приник к окну. Фары погасли. Во дворе раздался предупредительный лай Дружка. Потом донёсся нетерпеливый голос:

- Закрой пасть, собака! Эй, хозяева, выходите! Сено нужно?

Они переглянулись. Только что, управляясь с Белянкой, они говорили о сене, где достать и как. Вопрос встал перед ними, как говорится, ребром. Накосить самим, и речи не могло быть. Вся отава давно скошена теми, кто имел покос. А у них и покоса-то не было. Их поразило то, что ни Мария Васильевна, ни бывшие хозяева Белянки, да и никто из сельчан, словом не обмолвились о сене,  словно в нём не было необходимости, и достать его не доставляло никакого труда. Была бы корова.

И вот на тебе… Выходит, сельчане были правы.

- Интересно, кто это проявил такую заботу о нас? Не Поэт ли? - предположил Валерий Иванович, заторопившись.

- На него похоже, - сказала Наталия Борисовна, оставаясь на месте. - Когда надо предупредить, он, молча, делает.

Валерий Иванович поспешно вышел. Дружок, почувствовав близость хозяина, перестал лаять.

- Молодчина! - похвалил Валерий Иванович и подошёл к калитке.

Возле ограды стоял грузовик, объёмный кузов которого без всякой меры, выше кабины, был загружен тюками с сеном, отчетливо видневшимися на фоне светлого неба. В кабине вспыхнул свет. Улыбающаяся физиономия шофера, как давно знакомого, озадачила.

- Где-то я тебя видел, но не припомню где? - удивился Валерий Иванович, подходя.

- Да на поле. Я огурцы возил, - хохотнул шофёр, открывая кабину. - Ну, так как? Берёшь сено или нет?

- А сено твоё? - насторожился Валерий Иванович, вспомнив и его, и его поведение при первой встрече.

- Какая тебе разница: моё или не моё? Наше, и всё тут! Купишь – будет твоё. Да ты не бзди. Никто и не спросит, откуда взял. Не то время. Совхоз едва дышит. Кто взял, тот и хозяин.

- А народ что обо мне скажет?

- Ха! Какой народ. Марья Васильевна что ли? Балаболка старая. Слушай её, без сена останешься. А сговоримся, я твоей корове не только сено привезу, но и силос, а то и комбикорм. Да всё, что хош! - и вновь хохотнул. - Пока другие не растащили.

- «И по камушкам, по кирпичикам разнесли мы буржуйский завод», так и мы когда-то пели. Ты, конечно, не помнишь, - покачал головой Валерий Иванович.

- Почему, помню. Мой дед, напившись, пел эту песню. Только не «буржуйский» пел он, а «мой хлебозавод» и плакал. А я смеялся. Нашёл, о чём плакать, когда всё кругом колхозное, всё кругом Моё!

- И сейчас смеёшься.

- Сейчас?.. А сейчас над чем смеяться? Над прихватизацией земли? Нет…

- Хорошо, что вам паи дают?

- А что плохого! Его пропить можно…

- И много тебе дали?

- Мне-то?! На хрен она мне. Работать на земле – сил не наберёшься. Мне машину отвалили, как заслуженному шофёру. С ней я без бабок не останусь! Кому дровишки подкину, кому ещё чё привезу. Тебе вот сено. Так будешь брать или нет?

- Подожди минутку, с женой посоветуюсь.

- Ну, ты, старик, даёшь! В твои-то годы старуху спрашивать? Тоже нашёлся хозяин… Давай быстрее.

Ссылка на жену была для вида. А то и нет. Не хотелось брать на душу грех. Всю жизнь жил честно. На судне, когда были в море, все рундуки были открыты и каюты тоже. Дома, в семье получку не прятал и заначки не имел. Принесет – и в стол. Жена тоже. С работы тоже ничего не приносил, порой и можно было, да совесть не позволяла. Хотя испытывать её приходилось часто. Добра? Его списать всегда можно было. Своя рука владыка. Неси в родной гараж и пользуйся. Все просто. Спросят, где взял? Один ответ – достал. Распространённый ответ и многозначительный. Зависть чёрную вызывает у соседа: «Он может, а я нет». Да если бы он сам себе сказал, а то жена бросит ему с упреком: «И на что ты способен?!..». Чувствует себя не полноценным, хотя и знатный токарь. Но что у него под рукой – железяки. И чтобы доказать обратное, он вытачивает болт и приносит: «Смотри, я тоже могу!». Прикинув всё это, Валерий Иванович подумал: «Нет. Всё   же надо посоветоваться, как быть в этой ситуации. В деревне всё на виду. Тут не отвертишься словом «достал». Тут все скажут: «Урал!». Это мне-то, моряку, да на старости лет… Надо иметь какое-то оправдание, хотя бы в глазах жены, с которой прожил честным человеком не один десяток лет. Как она скажет, так и сделаю, всё легче будет».

А она сказала:

- Да кто ночью видит? В деревне сейчас, как и везде. И та же Мария Васильевна скажет: «Ну и дураки, что не взяли, корове надо, а не вам. Объясни скотине, когда она голодными глазами будет на тебя смотреть. Что вы ей в стойло подбросите?».