Спасение

–Архистратиг, зайдите ко мне, – голос Владыки спокоен, но архистратиг Габриэль прекрасно знает, что этот спокойный голос без тени сожаления отнимает покой у других ради общего блага, и потому ему не становится мирно на душе, напротив, зарождается недовольство, едва уловимое, складывающееся в беспощадное слово: «опять!»

Архистратиг Габриэль не боится труда. Он принимает на себя ответственность за смертных и за Небесное Царство каждый день, но ему очень не нравится личный вызов Владыки – там, как правило, нет ничего хорошего.

И точно. Стоит Габриэлю предстать перед Владыкой, и тот изъявляет свою волю, на этот раз ему угодно, чтобы к работе вернулся архангел Тагас, вернулся не приказом, а своим желанием.

Габриэль с трудом подавляет вздох. Тагас был архангелом средней руки, на взгляд Габриэля не проявлял никакой решительности и вообще звёзд с неба не хватал. Но Небесное Царство даёт всем шанс, и Тагасу было дано задание в мире смертных. Задание он провалил, но не это было самым страшным. Страшнее всего было то, что Тагас подхватил людские мысли от мира, которому должен был служить, и, вернувшись в Царство Небесное, слёг с тоскою.

Он не ел, не пил, не искал беседы и не ждал утешения. Ему всё сделалось безразлично. Габриэль навещал его несколько раз, взывал то к совести, то к гневу, то к долгу, то к любви Владыки, и каждый раз натыкался на беспощадный и непонятный ответ:

–Это всё бессмысленно.

–Но это закон Небесный! Это воля Владыки! – возмущался тогда Габриэль.

–И это тоже бессмысленно. Люди смертны. Мы нет. и смысла нет ни в том, ни в другом, – и с этими словами Тагас переворачивался на другой бок.

В лазарете целители сошлись в едином мнении: здоров, никаких повреждений. А то, что схватил тоску, так это ерунда – по неопытности и молодости.

На том и решили. Габриэль справлялся периодами о Тагасе, но надежд не питал – архангел был слаб, духовно слаб, и про него было проще забыть, чем пытаться поставить на ноги и тут такое!

–Ты слышал меня, – глаза Владыки запечатлели первозданный свет, из которого он явился, но Габриэлю и от этого не легче.

–Слышал, – соглашается Габриэль. – Я просто не понимаю…Светлейший, вы можете поднять его одним приказом, так зачем…

–Мне не нужны приказы, – мягко, но очень твёрдо перебивает Владыка, – мне нужно, чтобы он захотел вернуться. Найди подход, архистратиг. Это тебе по силам.

Сам Габриэль в своих силах сомневался, но вслух, конечно, такое сказать не решишься. Если Владыка говорит, что в силах, значит, в силах!

Габриэль кивает:

–Да, Владыка.

***

Но Тагас не шевелится. Едва-едва реагирует на приход могучего архистратига.

–Вставай! – велит Габриэль и в очередной раз заводит свои речи о том, что Владыка ждёт его в строю, что Тагас залежался, и теперь ему пора возвращаться, что мир смертных и долг ожидают его присутствия, и всё прочее, подобающее случаю.

–Зачем? – Тагас закрывает глаза. – Без меня небо такое же синее. И я ничего не значу. Небо не падёт, если я не встану, и твои слова, Светлейший, всего лишь очередная бессмыслица.

У Габриэля от бешенства даже дыхание перехватывает, но он быстро вспоминает о том, что является архистратигом, и не по рангу ему так реагировать на наглость нижестоящих, потому он круто поворачивается на каблуках, и выходит прочь преисполненный достоинства.

И только у Врат, Габриэль не выдерживает и заходится бранью, да так громко, что на шум выходит апостол Пётр, видимо, сегодня его черёд дежурить.

–Светлейший? – в голосе Петра удивление. Габриэль спохватывается: позорище! Апостол слышал, как он, архистратиг, ругается!

–Всё в порядке, – слабо отмахивается Габриэль, – работа.

Апостол светлеет лицом:

–Понимаю, Светлейший! Ночью тоже всех матерей ада вспомнили по именам. Шутка ли – какие-то мерзавцы пытались проникнуть в наше Царство, бились в Врата, кривлялись…

Пётр осекается – лицо Габриэля выражает скучающее добродушие, конечно, это для Петра событие, для архистратига это данность, и не слушать рассказики о дежурстве спустился сюда Габриэль!

–Вам это…помочь? – Пётр чуть косноязычен. На земле, говорят, в мире людей, он был красноречив как греческий торговец, но здесь изрядно подрастерялся в словах. Да и латынь ему толком не даётся.

–Я к телефону, – мягко улыбается Габриэль, слегка отодвигая апостола в сторону, и Пётр понимающе отходит дальше, чтобы не слышать разговора.

Письма, это, конечно, хорошо, как и порталы. Но вот телефон пока незаменимая вещ, и даже костному Габриэлю понятно превосходство этого аппарата, один из которых стоит в кабинке Дежурного Небесного Царства, а другой в Царстве Подземном.

Как же там?..

Габриэль, не задумываясь, чуть более грубо, чем следует (а всё с непривычки), вращает диск, набирая шесть шестёрок…

И вот, гудки! Длинные, тоскливые, и Габриэлю кажется, будто бы издевающиеся.

–Наама слушает, – низкий грудной женский голос неожиданно разрывает гудки. Габриэль теряется лишь на мгновение, затем с трудом вспоминает, что Наама была демоницей, покровительствующей блудницам, пока её не сместили, но это информация ему сейчас не особенно нужна.

–Э…я архистратиг Габриэль, у меня…

–Минуту, я вас соединю! – тут же отзывается Наама, и, не дав возможности Габриэлю что-то сказать, видимо, переводит его звонок, и архистратигу остаётся слушать только издевательские тянущие гудки.

–Богоматерь! – шипит Габриэль, скосив глаза в сторону Петра, который деликатно делал вид, что не слушает.

–Дагон у аппарата! – на этот раз голос отрывистый.

–Я Габриэль, архистратиг. У меня есть просьба к Подземному Царству, она заклюю…

–Соединю! – голос отрывистый и быстрый, снова Габриэлю приходится слушать гудки, и архистратиг кусает губы в нервах. Как эти демоны всё усложняют!

–Герион желает вам хорошего настроения, – на этот раз голос ласковый. Габриэль же не выдерживает этого издевательства и ехидно спрашивает: