Спасение Чапы

Спасение Чапы

           Полуденное солнце, вплавленное в раскаленную лазурь глубокого неба, слепило глаза. Долгий летний день ослепительно сиял, раскаляя серый асфальт. Слабый, иссушенный ветерок бессильно барахтался в пыли у обочин, цепляясь за колеса проезжающих тракторов. Их жар плавил воздух, оставляя за собой черный запах свежего мазута.

 - Ве-ра, Ве-ерка! - звонкий голос отчаянно разносился по улице большого села.

Из летней кухни выглянула тетя Ира, мать Верки молодая полная женщина.

- Катьк ты че так орешь? – спросила она строго.

- Верка дома? – спросила Катька, повиснув на калитке привязанной к дощатому забору кольцом алюминиевой проволоки.

- Дома, - ответила тетя Ира и словно вспомнив, добавила, - пока травы цыплятам не нарвет никуда не пойдет!

- Ну теть Ир…, - начала ныть Катька, - теть Ир я ей помогу.

- Ладно, - сдалась тетя Ира и крикнула уже в сторону дома, - Верка к тебе подружка пришла. Иди цыплятам травы нарви!

         Верка что уже давно слушала разговор, выскочила из-за угла дома. Торопясь пока мать не передумала, схватила мешок для травы. Катька спрыгнула с калитки, и они помчались через дорогу к водокачке.

- Осторожно через дорогу, - крикнула вдогонку теть Ира и покачала головой. Потом поправила белую косынку и пошла закатывать банки с помидорами на зиму.

      Водокачка была таинственным местом и местом их сбора. Огромная башня возвышалась на бугре, откидывая тень похожую на тень от гигантского ручного фонарика. Сбоку к широкой трубе была приварена узкая из тонких металлических брусьев лестница. Только самые смелые решались туда залезть, рискуя быть посаженными под домашний арест. Было страшно высоко, да к тому же дядя Петя, что приходил каждый день, а иногда даже ночевал в саманном домике рядом с башней, нещадно материл нас, гоняя с территории водокачки огороженной изгородью из проволоки. Однако его гнев не мог отпугнуть от таинственного и самого необычного места на перекрестке улиц Калинина и Асфальтной.

            За сторожкой дяди Пети и зимой, и летом была большая грязная лужа теплой воды, что вытекала из труб домика. На чердаке жили голуби в основном серые, но иногда появлялись белые и пестрые. Голубей было невероятно много и когда мы их пугали, взлетая, они заслоняли на мгновенье своими крыльями небо над нашими головами. Бывало, мальчишки ходили на них охотится, чтобы потом зажарить на костре и съесть.

            Вообще ели мы все, что казалось съедобным, любую траву. Сколько зелепуток абрикос было съедено с дерева возле двора бабы Ступорихи. Но самое любимое, по весне, лакомство — это зеленая алыча дичка, раскинувшая свои ветви все возле того же разрисованного тюльпанами дома Ступорихи. Под этой алычой всегда лежала куча навоза, на которую мы забирались, чтобы дотянуться до веток, щедро усыпанных гладкими мелкими зелепутками. Главное было не разгрызть мягкую белесую косточку, которая могла все испортить своим горьковатым вкусом. Наевшись до оскомины и набив карманы, мы шли на поиски чего-нибудь менее кислого и более острого. Это была редька или редиска, лиловевшая кое-где в траве маленькими невзрачными цветочками. Мясистый стебель ее напоминал по вкусу редиску и оборвав цветочки и листики мы съедали немалое количество такой зелени.

            Особенно страдали кусты барбариса, добросовестно обгладываемые школьниками по весне и осени по дороге в школу и обратно. Вообще любовь ко всякой кислятине, будь то барбарисовые листочки или недозрелые шершавые абрикосы у детей в крови. Когда, набив полный рот нежных кислющих листиков барбариса, начинаешь их медленно разжевывать, кажется, что нет ни чего вкуснее.

            Вернемся же к водокачке. От сторожки к башне тянулась неширокая в размер детской ступни металлическая труба, уходящая в недра покрытого ковром травки-муравки бугра. Внутри бурлила вода, и труба была ледяной даже в июльскую жару. Нужен был не один день тренировки, чтобы пройти по ней от начала до конца. Но каждый считал делом чести сделать это. Иногда труба была местом пыток. На нее подвешивали пойманных «немцев», обычно это были мальчишки с соседней улицы. У них требовали пароль и не разрешали разжимать от холодной трубы руки и ноги. Порой сажали в яму. Яма была тут же на водокачке, жутковатое, поросшее травой углубление в земле. Когда стоишь в этой яме, видна только голова и не очень приятно там находится, видя только босые ноги или пыльные сандалии врагов.

            Было на водокачке и место, где каждый считался неприкосновенным, где нельзя было ловить и бить. Этим волшебным, по общей договоренности, местом была небольшая куча застывшей черной смолы, растекшейся ровным мягким кругом по зелени. Здесь можно было спрятаться, если успеешь добежать. Тогда если и начать обзываться никто не имел права трогать.

            Было там и еще одно невероятно притягательное место. Это большая ржавая бочка, поднятая над землей на разваливающихся кирпичных столбах. После того как в клубе показали кино про Алису, Верка предложила, что это не бочка, а космический корабль. Теперь мы каждый день летали покорять Вселенную. Особенно здорово это было, когда созревали дикие вишни рядом с бочкой, служившие пищей космонавтам. Однако частенько являлся космический пират дядя Петя и прогонял с корабля. Это заставляло нас придумывать дикие планы как избавить космос от пиратов, но пока мы придумывали, дядя Петя уходил, и бочка снова была в нашем распоряжении и опять мы бороздили просторы Вселенной, оставляя дозорного следить за приближением пиратов. Да-да к дяде Пете в сторожку заруливали порой пираты с других планет, там они пили самогонку, орали что-то по-пиратски и видимо тоже покоряли космос. Из сторожки выходили, качаясь, как с корабля. Наверно если долго пробыть в невесомости любой бы стал качаться.