Спектр общей величины могилы света

Спектр общей величины могилы света

Когда неразделённая вопросом смерть видна, её торчит рука в том месте, где, увы, ты сам оставил путь к соизволению быть общей нормой внутри величины людей..

Поднимаются Гиганты, сквозь разряжённый воздухом объектив и им же поворачивают свои насмотренные тени, впритык соединённой космосом вере в человека. Ты рассуждал о этих Гигантах на своём маленьком острове судьбы и сердца, где, развивая мудрый склон многоточия к нему - не выжил и превратился в тень от сущности своей Вселенной. Выжжев при этом форму абстрактной души в её нелепой субординации и конечности ментального противоречия социального мира. Так внутренне ты стал стареть, и обращаемый в своём поле идеала - понимать субъективные почерку досады и разведённый ужас в личном эго. Над разницей в потерянном ощущении движения Гигантов по плоскому телу своего разума ты ждёшь весь день ответ, а небольшой луч опускается прямо на белый подоконник, чтобы видеть твою величину в объективности завтрашнего дня. «Вот бы пройти по планете, населённой полностью исчезнувшими Гигантами, и наступая им на пятки отождествить футурологию логики людей, как неразделённых вопросом существования внутри бытия. Но, что же ждёт это бытие в другом, наполненном светом Гиганте в продолжающемся дожде или ночном всплеске субъективной глубины разума?». Это поднимаются мысли из под глубинной философской черты, где их непокорное, сущностное олицетворение ищет свою Альфа Центавру и поднимает жёлтые дожди по выгнутой каёмке нового случая жизни. Бывало, что, когда я шёл под ливневым всполохом сиюминутного страха - он сам обращал меня в Гиганта и робкой надеждой, уже не услышав свои тёмные встречи с судьбой я бежал за возрастом, к которому хотел приценить моральный облик человека. Выходит этот день был последним на счету, и самой страшной мыслью проносящегося ветра было то, что после окончания войны дождя и ветра - ты сам нисходишь на свет внутри могильной природы обаяния будущего. Затрагивая руками цинковое основание меркантильной встречи бегущего Гиганта с полу выеденной от ужаса натурой, и без того уставшей проживать свою никчёмную сущность пустоты из общества. Не приведи Господь, уже словно мухи в аду тебе не мерещится страх и полная луна не теряет своего обаяния в окровавленной форме своего благодушия - быть затмением на превзойдённом типе реакции своего эго внутри. Ты сожалел, что стал немного видимым и тяжёлые веки устали рыть могилу заново, как будто у тебя не осталось и половины сил из прожитого инстинктом в бытие, а только зёрна из глаз - сыплются по крайней сущности фатализма и помогают дожить до следующего дня.

Положив свою руку в гроб, ты не спешишь класть туда множество своих оставшихся частей тела. Как будто бы темно и сыро бывает только в темнице людей, а тёмные створы могильного ада ещё не вышли из моды и нервно устраивают длительный обход следящего возраста за тобой, когда ты был ещё молодым. В ту пору на 18-й Авеню сходилось много учащихся и все они, властью помеченные и помещённые за достоинство жить внутри рутины жизни - уставились на твоё эго и равнодушно умаляют жить здесь в закрытом месте из необходимости в этом. Пусть твоя величина морали не такая как прежде, а Стефания смотрит как-то подозрительно, ты сам открываешь эту дверь и топчешься на месте непроизвольным дождём из блага откровенного ужаса жить. Ты выжил, проложив путь к наитию схожести женской психологии и твоего ощущения времени, но всё ещё не хочешь понять почему твоя смерть приближается так быстро, как Гиганты в потустороннем цвете очнувшегося слова за твоей спиной. Так глухо и неравномерно проходит этот дождь, а Стефания сидит напротив и всё смотрит в твоё наморщившееся лицо. В руке у неё нахохлилась тонна новостей, а жизнь из пренебрежительного тона возраста стала ласкающей притчей, за которой гонятся все на свете. Ты встал и напомнил ей самого себя в далёком 90-м году прошлого века, выучивая мысль, как необходимую безотложность учить право создавать лучшие времена в своей руке, не положенной в личный гроб. Пока стихало и прекращался дождь ты опускал мнительные тосты и обхаживал свою ценную мысль, как будто это женщина смотрит в твоё немилое лицо и узнаёт там прародителя философской истины в сердце.

Не Рим конечно и не Мадрид, и уж точно не Нью-йорк, очень близко и без устали ты смотришь прямо на неё и пот стекает под нос твоих амбиций не сложившейся жизни. Трогательно и схоже стало внутри поведения Гигантов, а рамки ума спали, как будто они - близкие расстояния на очереди жить с преимуществом обхождения внутри личной славы. Ты встал и внутреннее уверенным голосом сказал, что хочешь отдохнуть от этой власти искромётных споров о лучшей выгоде на свете для людей. И прежде всего для Стефании, она так близко видит твои собранные черты, что её призрак в сердце стал напоминать картины великих художников, сложно обращающихся за новым слоем образов внутри повторения светотени из внешнего мира предрассудка в любви. «Георг!» - отдёрнула руку твоя собеседница и также ухмыльнулась в своём свете искромётных форм идеала тоски. «Ты так и грустишь по своему несбыточному прошлому? Все мы когда - то были молодыми, ведь таял снег и в руках вырастали новые цветы, а сегодня не день для этого. Ты всего лишь ждёшь того, что нельзя не вернуть, не понять до конца, а мысли гонят эту историю прочь. Может мы займём это поле предрассудка вместе и станем жить за одним столом субъективного счастья внутри?». Тут, незаметно Стефания улыбнулась и её призрачный наряд, сковывающий тело немного подспал на окно, что было неожиданно даже на взгляд спокойного мужчины. «Ты открываешь во мне болезненное эго и смотришь слишком прямолинейно. Я так долго не выдержу», - ответил Георг. Он встал и мысленно перенося субъективного Гиганта на тонкое поле влажной улицы считал своих последних птиц, по которым тождество любви говорит внутри быть человеком.

Сохраняя спокойствие на Малхолланд-драйв сегодня было совсем тошно наблюдать синие тучи и проходить за сцепившимся ветром в зубах этой могильной пустоты. Не раньше чем через неделю нужно будет ехать в другой город и там опять искать очередную подработку, за какие - то копейки и фунты, а может за марки, но в очевидности также нарочно прикованные к городской пустоте вымышленного достатка. Выживая за свободой внутри - ты выживал и высмеивал мир понарошку, а так хотелось продать всё в последний день и уехать по прибрежной улице на новом авто внутри сомнений, на долгие годы, и затеять философски себе праздник в череде сменяющихся лет полноценного старения души. Но кто ещё мог убедить меня, что моя душа постарела? Может она стала непроявленной космической сущностью, в чьей пустоте блуждают долгие Гиганты и внутри бесконечных гор магнетического футуризма они соглашаются приравнять меня к городскому старику? В возрасте пятьдесят лет ещё не становятся дряхлым и озлобленным человеком своей судьбы, а только оценивают системы ментального достатка в глубине порождения схожести разума в чувствах. Они такие серые и мстительные, что любовь стала притворятся уж очень прискорбной и тихой колдуньей в руках значения социального общества, лишённого уникальности в сердце.