Список литературы на жизнь

Список литературы на жизнь

- Все девяносто дней читаем! Не расходимся! Всем получить список литературы на лето! - бодрые выкрики Софьи Михайловны, прозвучавшие уже после звонка с последнего в этом учебном году урока литературы, никто из десятиклассников проигнорировать не мог. С Софьей ученики вообще предпочитали не конфликтовать, ее не любили и боялись.

Со списками в руках ребята выходили из кабинета.

- Вот, блин! – ругнулся Гоша Савенков. – Да я сам список за лето не прочитаю! Офигела что ли? Девяносто девять книг!

- Сколько?! – быстро пробегая глазами лист, спросил Кирилл Михеев.

- Дауны! Лист переверните! Сто двенадцать не хотите?! – насмешливо сказала Вера Кошелева. – Да уж! Постаралась старушка! От души, ничего не скажешь!

- Она реально офигела! – не унимался Гоша. – Да я с первого класса за десять лет столько не прочитал!

- Тамара никогда столько не задавала! – подхватил Кирилл.

- Да Тамара никогда ничего не задавала, - Вера внимательно читала список. – Не парьтесь, мальчики, ей не проверить никогда, прочитали мы или нет. Не будем же мы их пересказывать!

- Говорят, она предыдущий выпуск заставила «Войну и мир» переписывать! – поделился информацией Кирилл.

- А я почти все уже читала, - тихо сказала Соня Петрова. - Хороший список, почти все мои любимые.

- Да вы с Софьей не зря тезки! – Гоша брезгливо поморщился. – Вообще имя какое-то – Софья – так нормальных людей не называют. Тебя родители в честь этой? Ну, как ее? Софьи Ковалевской назвали? Чего она там написала? Тоже в списке есть?

- Ковалевская – математик! – расхохоталась Соня.

- Да, блин, перепутал, Кюри какая-то еще есть!

- Склодовская-Кюри? – удивилась Соня.

- Точно! Склодовская! – обрадовался Гоша.

- Ты чего? – удивился Кирилл. - Кюри – женщина-физик. И она Мария.

- Круто вас загрузили в вашей гимназии! – присвистнул Гоша. – Сколько лишней инфы в башке! У меня сборы с первого числа, соревнования каждую неделю, пять выездов, лагерь. Максимум одну книжку осилю за лето.

- А давайте, Георгий, не одну, а три! – в коридор вышла Софья Михайловна.

- Три? – растерялся Гоша, смутившись, что учительница услышала его слова.

- Да, три, любые. Только от корки до корки, чтобы с вами поговорить о них можно было. По-настоящему поговорить. Может, поспорить.

- Поспорить? Со мной? – совсем растерялся Гоша.

- С вами, - Софья Михайловна смотрела на высокого, спортивного Гошу снизу вверх, почти запрокинув голову. Ростом она едва доходила ему до груди.

- Я тоже хочу только три! – возмутился Кирилл. – Почему остальным сто двенадцать?!

- Вам, Кирилл, тоже можно три, - спокойно ответила Софья Михайловна.

- А мне? А мне? А нам? – раздалось со всех сторон.

- Всем можно три.

- В чем подвох? – недоумевал Кирилл.

- Никакого подвоха, - учительница улыбалась.

- А репрессии? – на всякий случай спросил Гоша.

- Никаких репрессий! – торжественно пообещала Софья Михайловна.

- Слушай, может, посоветуешь мне, какие выбрать, только потоньше, - обратился Гоша к Соне, когда десятиклассники вышли во двор школы.

Февраль выдался на удивление ярким и малоснежным, больше похожим на март. Солнечные лучи проникали в кабинет литературы через тонкий тюль, рассеиваясь по комнате неровными бликами.

- Понимаете, Вера, за произведением всегда сам автор, как бы он себя ни прятал – его чувствуешь… Поэтому вам и кажется, что Ремарк – романтик. Вернее, вам не кажется, он, действительно, романтик…

- И Брэдбери – романтик, - вступил в разговор Кирилл. – Ностальгичный какой-то только… Он тоже о себе?

- Конечно. О себе, с собой, для себя… Думаю, лучше сказать «ностальгирующий». А что вы, Кирилл, у Брэдбери прочитали?

- Да много. И Вино из одуванчиков, и 451 градус по Фаренгейту…

- А Звук бегущего лета?

- Нет.

- Один раз Брэдбери ехал в автобусе и увидел в окно бегущего мальчика, - как всегда негромко начала рассказ Софья Михайловна. В такие моменты ребята замирали, в классе становилось тихо-тихо. - Парнишка этот был обут в новые теннисные туфли. Брэдбери приехал домой и написал рассказ «Звук бегущего лета», тонко передав потрясающее ощущение мальчишеской радости от того, что он – обладатель такой замечательной обновки. Самого писателя в детстве мать один раз в год водила в большой обувной магазин за новой парой. Это было одно из его лучших детских воспоминаний.

- Брэдбери – ваш любимый писатель? – спросил Гоша. – А из наших кто? Из русских?

- Из наших? – Софья Михайловна растерялась. – Раньше я думала, что Достоевский и Булгаков, а сейчас… Бунин, наверное. Я его сейчас перечитываю… Мой отец его любил очень…