Спящая красавица. / Повелитель Снов. Книга 6/

11. Конец Игры

На ристалище множество храбрых рыцарей, большинство из которых я даже не знала, сражались, заранее посвятив победу королеве турнира – Лилиан. Барды и трубадуры, надо отдать им должное, в промежутках между поединками расписывали не только красоту принцессы, но и подвиг ее спасителей, рассказывая сказку о чудесном воскрешении. Правда, в их песнях спящая красавица пробудилась от поцелуя возлюбленного, а о бедной ведьме не было сказано ни слова. Если бы все было так просто, Лилиан не стоило бы спать шестнадцать лет.

Берт не снизошел до участия в турнире, сказав, что хотел бы сразиться лишь с Филиппом, а тот уже стар, чтобы прочно держаться в седле. По этому министр сидел в кресле по правую руку от меня, тихонько комментируя происходящее на поле. Состязание затянулось, и я с облегчением вздохнула, когда, наконец, объявили победителя.

Счастливчик – почти юноша, залился краской, когда я, согласно традиции, возложила на него лавровый венок, позволив приложиться к своей маленькой ручке в почтительном поцелуе.

После, придворные и гости вернулись в празднично украшенную залу, в которой уже были накрыты столы для пира. Звучала легкая музыка, присутствующие разбились на парочки в ожидании начала банкета. Я прогуливалась под руку с Бертом вдоль зеркальной стены. На людях мой жених был более сдержан, чем наедине. Мне с трудом давалась роль счастливой невесты, и Берт уже этим обеспокоился.

Слуги разносили бокалы с игристым белым вином и сухим красным. Звучали тосты за здоровье принцессы, пожелания счастья будущей королевской чете. Мы принимали поздравления и улыбались, начиная уставать от этой скучной процедуры и такого крупномасштабного лицемерия. Я повернулась к зеркалу, чтобы поправить прическу.

– Ты прекрасна, любовь моя,– шепнул мне Берт.

Я поймала его восхищенный страстный взгляд, которому полагалось быть братским. Нелегко мне будет объяснить ему после свадьбы свою холодность.

Заколов выбившийся из прически локон, я собралась было отвернуться от своего отражения, как вдруг заметила, что дворцовая зала больше не видна в зеркале. Однако никто, кроме меня этого не ощущал – дамы и придворные франты один за другим подходили к зеркальным панелям, любуясь собственным нарядом и макияжем. Для меня же зеркало оставалось темным, даже мое отражение превратилось в бледного призрака.

Все повторилось в точности, как прошлым вечером в моей спальне – зеркало превратилось в тонкую стеклянную перегородку, разделяющую этот мир и другой, точнее, здешний холл от маленькой комнатки, в которой спала Натали. Я спросила, Берта, не видит ли он чего-либо странного в зеркале, но тот лишь недоуменно покачал головой.

– Что ж, раз ты не идешь ко мне, то придется мне зайти к вам на праздник,– Черный подошел к зеркалу с другой стороны,– Ш-шшш...– заговорщицким тоном добавил Он, проходя через стекло, словно сквозь клубы бледного дыма,– Не надо бурных восторгов, сейчас я сижу в твоем воображении. Ни к чему просвещать других в наши маленькие секреты,– Он отвесил мне нарочито почтительный поклон.

Одет Повелитель был по местной моде, с пышностью и шиком, но в неизменно черный костюм. Даже кружево на жабо и страусиные перья на шляпе были черными. Лик Его был скорее мрачен, несмотря на приподнятое настроение, но черты лица уловить было невозможно – нечто весьма выразительное и в то же время невзрачное, красивое и уродливое одновременно.

Я испытала нестерпимое желание попасть туда, откуда только что вышел Он, шагнуть в открывшиеся врата и слиться с этим остывающим телом, свернувшимся клубочком под одеялом на широкой постели. Выбросить вон из головы все неразрешимые проблемы, выйти из Игры. Влияние Черного становилось все ощутимее. Мне стало дурно, и я невольно оперлась об локоть Берта.

Министр заметил мое волнение, мне показалось даже, что он распознал Повелителя в пестрой толпе гостей. Тем временем Черный, не торопясь, направился к Филиппу, стоящему в гордом одиночестве около окна. Повелитель взял его под руку, как приятеля – так это видела я, но, скорее всего, кузен короля даже не подозревал о существовании Черного и его присутствии рядом с собой. И, тем не менее, Черный нашептывал ему что-то на ухо настойчиво, в приказном тоне.

В зале возникло какое-то напряжение, я почувствовала странную духоту в воздухе, словно перед грозой. Вальяжной походкой Филипп вышел в центр зала. Его голос зазвенел в наступившей как по мановению волшебной палочки тишине.

– Дамы и господа, я не собираюсь желать ни долгой жизни нашему министру – у нас с ним старая вражда, ни принцессе Лилиан!

Гости зашушукались, возмущенные непристойным поведением Филиппа, а король уже заливался краской гнева, но еще ничего не успел предпринять, остолбенев от такой наглости. Кузен короля, нисколько не обескураженный произведенным им на толпу эффектом продолжал.

– Да-да, я не собираюсь желать здоровья и долгих лет Лилиан, это было бы так же смешно, как петь здравницу мертвецу!– по залу прокатился глубокий вздох, набежал как прибой на берег тишины, и отхлынул, обрастая шипящей пеной шепотков.

– Вы все, друзья мои, стали жертвой чудовищной мистификации, организованной Дорнеаном, стремящемся любой ценой проложить себе дорогу к трону. Принцесса Лилиан мертва! Эти мошенники убили ее, подменив безродной ведьмой!..