Срок давности любви

Глава 6

С этими словами Гордей вышел из шатра и остановился посреди стана разбойников. Стояла теплая летняя лунная ночь. Небо было усыпано яркими блестками, дул легкий ласкающий ветерок, сверкающий над головой диск освещал раскинувшиеся по обе стороны Кубани зеленые просторы. В округе стояла тишина, только где-то вдали раздавалось нестройное ржание пасущихся на заливных лугах лошадей и визгливый собачий лай. «От кобель сучке песню поет-заливается! Пристрелил бы брехливого, да ствола нет!» - раздраженно подумал атаман и даже сплюнул с досады. К нему подошли двое бравых парней-налетчиков, уже навеселе. Оба тянули то ли «Ой, мороз-мороз!», то ли «Любо, братцы, любо!» Разбойники предложили Гордею выпить за его атаманское здоровье, щедро плеснули водки в стакан и протянули ему. Молодой человек залпом выпил «себе на здоровье». Парни, покачиваясь, побрели каждый в свою палатку, а Гордей смотрел им в след и думал: «К женам идут… А те их ждут, беспокоятся… А она меня не ждет… Она не ждет, а та, другая, ждет… ждет и любит… А я? … И я…» Атаман с минуту постоял на месте и глубоко дышал полной грудью, стараясь не захмелеть, а потом тряхнул головой, отгоняя мысли о Фериде, и побрел в Малиновку. Он шел на самый край станицы, к той единственной, что могла понять его и утешить, к Акулине.
Казачка не спала. Она, казалось, совсем не удивилась приходу Гордея. Девушка впустила в дом молодого человека и исподтишка внимательно осмотрела его. Рубаха распахнута, волосы взлохмачены, глаза затравленного зверя, понурая голова, за версту разит водкой… С первого взгляда было ясно, что что-то случилось. Усадив атамана за стол и пристроившись рядом с ним на лавке, казачка начала расспрашивать его:
- Ты так поздно пришел… И вид у тебя совсем измученный. Ну, скажи мне, что такое?
- Знаешь, Акулина… - сдавленно проговорил Гордей. – Я раньше думал, что любовь сильнее всего на свете, что ради нее идут на жертвы. Неужели я ошибался?
- Не, конечно. Любовь над всем властна. Вспомни хотя бы нас с тобой. Мы плюнули на людскую молву и жили так, как хотели.
- Это была твоя жертва. Скажи, разве ты не боялась позора, не заботилась о своей девичьей чести?
- Я? – изумленно переспросила Акулина. – Заботилась ли о своей чести? Хм! По-мне, так ничего предосудительного в нашей любви не было. Пусть будет стыдно тем, кто по темным углам зажимается с парнями, а на людях корчит из себя святых праведниц! Что же до позора… Ха, не хватало мне еще бояться этих старых куриц, кудахчущих днями на пролет и перемывающих косточки всем и каждому! Гордей, ведь это все так неважно! Любовь – вот что важно.
- Я тоже так думаю, - все таким же убитым голосом отвечал атаман. – А Ферида… Ты любила меня всей душой и готова была все отдать ради нашей любви. Ферида же не может отказаться ни от чего: ни от ислама, ни от своей чести.
- Гордей, ты нас не сравнивай. Я не боялась людской молвы, потому что мне было все равно. А Ферида тверда в своих убеждениях и бережет то, что ей на самом деле дорого. Это достойно уважения.
- Как бы то ни было, - со вздохом сказал Гордей, – она предпочла отказаться от нашей любви. Завтра я отвезу ее в Черкессию.
- Как? – встрепенулась Акулина, удивленная и обрадованная этим известием. – Ты ведь жил ей эти полгода.
- Жил, - печально кивнул головой парень, - да не могу больше. Я не чувствую от нее никакой отдачи. Порой мне кажется, что я выдумал то, что она меня любит. Ну не может любящая женщина оставаться такой далекой и холодной!
- Гордей… - помолчав несколько секунд, нерешительно начала казачка, сама до конца не понимая, зачем пытается оправдать соперницу в глазах возлюбленного. – Может, она просто такая по жизни. Ну, характер у нее такой. Она просто скромная, ранимая, осторожная… немного скрытная, замкнутая…
- Вот слушаю я тебя, Акулина, и удивляюсь, - постепенно трезвея от выпитого из жестяной кружки, непонятно когда и как подсунутой в его руку казачкой, рассола. – Ты как будто убеждаешь меня, что Ферида тоже любит меня, и хочешь, чтобы я вернулся ней.
- А ты от нее уже ушел? – с надеждой спросила казачка.
- Еще не окончательно… Завтра… завтра я порву с ней навсегда. А сегодня я пришел к тебе… Но ты не ответила на мой вопрос. Зачем ты ищешь оправдание для Фериды?
- Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо. Без нее ты будешь несчастлив.
Гордей пристально вгляделся в глаза девушки, но не нашел в них ни притворства, ни кокетства. В голубой бездне светилась искренность и горела страсть. Да, она любила его. Любила по-настоящему. Любила всем сердцем. Именно так, как он хотел.
- Мне хорошо с тобой, - внезапно охрипшим голосом прошептал ей на ухо атаман. – С тобой я буду счастлив.
Не медля больше ни минуты, Гордей привлек к себе Акулину и принялся осыпать всю ее горячими поцелуями. Девушка не противилась ему. Наоборот, она отвечала на все его ласки. Железное кольцо его рук обхватило ее, не знавшую прикосновений другого мужчины, обветренные знакомые губы после долгой разлуки наконец прижимались к ее лебединой шее, горящие черные глаза смотрели прямо и дерзко. А Гордей впервые за несколько лет прижимал к себе женщину, ластящуюся и откровенно просящую любви. Обоим вдруг показалось, что они вернулись в те счастливые дни, когда они были только вдвоем и безмятежно наслаждались жизнью и друг другом…
Гордей провел у Акулины всю ночь. Когда первые лучи солнца осветили землю и голосистый глашатай, с красным гребешком, взлетел на плетень, распушил цветастый хвост и закукарекал во всю глотку, молодые люди уже (точнее, еще) не спали. Они лежали, обнявшись, на измятых простынях и молча наслаждались этим замечательным утром. Акулина томно смотрела на возлюбленного и время от времени ласково терлась носом о его небритую щеку. «Какая же у него черная кожа!» - думала девушка, разглядывая смуглую руку атамана, ныряющую в золоте ее волос и ловко накручивающую на длинные пальцы ее шелковистые локоны.
- Мне кажется, - первым прервал молчание Гордей, продолжая играться с волосами Акулины правой рукой и нежно поглаживая ее по животу левой, - что эта ночь не прошла просто так.
-Ты что, хочешь ребенка? – широко распахнув свои огромные лазурные глаза и даже сев от удивления, спросила казачка.
- Конечно, - с улыбкой подтвердил Гордей. – Я очень люблю детей. А ты?
- Я тоже… - растерянно забормотала девушка. – Но, знаешь… Я никогда раньше не задумывалась о том, что у нас могут быть дети.
Помолчав несколько минут и до конца осознав, что ее любимый хочет от нее ребенка, Акулина продолжила, расцветая улыбкой:
- Ребенок… Господи, это же счастье!
- Конечно, счастье. Скажи, а ты кого больше хочешь: мальчика или девочку?
- Мальчика, - уверенно отвечала девушка. – Красивого, сильного, смелого, веселого… Удалого казака, как ты, любимый.
- Так и будет, родная, - мечтательно произнес атаман и нежно поцеловал ее в щеку.
- Гордей… - вдруг встревожившись, проговорила Акулина. – А что теперь будет?
- Ты о чем, милая? – не понял казак.
- Я о нас… О нас троих. Ты же любишь Фериду.
Молодой человек тяжело вздохнул. Он и сам еще не разобрался до конца в своих чувствах. Парень знал, что не хочет отпускать Фериду, но и с Акулиной он был как в раю. Наверно, он любил их обеих, но по-разному: черкешенку – нежно и трепетно, казачку – горячо и страстно.
- Я не могу лгать тебе. Я люблю Фериду… Но это уже неважно. Очень скоро мы расстанемся навсегда… И тогда я вернусь сюда, к тебе одной. Я буду только твой… Когда я приехал из Турции, я думал, что больше не люблю тебя. Но сейчас я вижу, что ошибался. В моем сердце всегда было место для тебя. Ты дарила мне неземное блаженство, воспламеняла меня одним взглядом, сводила с ума мимолетным поцелуем. Ты для меня близкий человек, с Феридой же мы чужие. Я много раз уже говорил тебе это и сейчас повторю еще: ты восхитительная… ты пылкая, страстная. Твоя любовь возносит к небесам. Она сладка, но не приторна; горячая, но не развратная... И ты… ты чудесная…
Гордей говорил искренне, от сердца. Акулина чувствовала это и готова была расплакаться от счастья. Вот так возродилась их любовь, и была она еще сильнее и прекраснее, чем та, что связывала их в юности.
Эта ночь была, пожалуй, самой беспокойной в жизни Фериды. Девушка долго рыдала после ухода Гордея, а когда немного успокоилась, увидела, что рядом с ней сидел Порфирий.
- Ничего не объясняй, девочка, - ласково сказал ей старик, взяв за маленькую изящную ручку. – Я все знаю.
- Порфирий… Что… что мне делать? – продолжала всхлипывать черкешенка, доверчиво прижавшись к мудрому разбойнику. – Я не могу без него… Я умру без Гордея!
- Тихо-тихо… Не надо плакать. Ферида, красавица, ведь в твоих силах все изменить.
- Как?!
- Девочка моя, Гордей абсолютно прав. Тебе надо покреститься.
- Но как я могу поменять веру?
- А ты подумай… - после минутного раздумья сказал Порфирий. – Ведь твоя религия гласит, что судьба каждого уже предопределена. Значит, небесам угодна твоя любовь. Аллах сделал так, чтобы вы с Гордеем встретились и полюбили друг друга… Всех нас создал Бог единый. Просто мы называем Его по-разному и обращаемся к Нему каждый по-своему. Но дело же не в молитвах и религиозных обрядах. Главное, чтобы Бог жил в твоей душе и чтобы ты следовала Его заповедям. А разве христианские заповеди сильно отличаются от мусульманских? Ведь каждая религия проповедает добро и любовь.
Ферида слушала Порфирия, и ей казалось, что он прав. Наверно, это был самый сложный выбор в ее жизни, но он был сделан. Сделан во имя любви.
Еще до рассвета Порфирий и Ферида вдвоем направились в небольшую церквушку в окрестностях Малиновки и дождались там священника. Трудно сказать, чему тот удивился больше: столь раннему визиту или такой неожиданной просьбе. Порфирию удалось убедить святого отца, что черкешенку необходимо немедленно окрестить, и через полчаса девушка шла под руку со старым разбойником по казачьей станице, но она уже была не Феридой, а Екатериной.