Сталь и шелк. Акт второй

Глава 27. Яна (2)

Сначала мы  сотворили себе сцену.

Брусника в наряде аля дриада  – зеленое свободное платье, листочки, цветочки в волосах – в тишине вышла в центр  площадки, изящно присела и приложила ладони к земле.

Я сидела в палатке – мне тут все выступление сидеть – и видела Бруснику только со спины, но знала, что сейчас под нежной кожей на ее руках пробегают тонкие, едва заметные, зеленые прожилки. Вокруг Брусники волной прокатился травяной ковер в мелких луговых цветах – белых, розовых, голубых.  Слева и справа от девушки выросли два деревца  – персиковых, по личной просьбе хихикающего Мэта.  

Запели птицы. Волшебно запели. Не просто чириканье и посвистывание, а мелодия. Пока – светлая и веселая. Мир да благодать.

Разумеется, птиц в академии не нашлось. Никто даже захудалого попугайчика себе в домашние животные не завел. Но зато у Эйнара имелась куча перьев, которые он -по его словам – с родины умудрился прихватить. И мы славно над ними поколдовали. Светлое перо из запасов блондинчика, красное из хвоста рыжего Альбо, глиняная болванка, парочка артефактных рун и немного менталистики. Приправили все нехитрой иллюзией, поддержали левитацией – и на ветки вспорхнула парочка экзотических пташек. Имитациях их пения, конечно, дело горла, мыслей и магии Альбо, притаившегося на дереве в своем оборотническом облике. Но со стороны и не скажешь,  как настоящие выглядят.

Итак, у нас получилась невинная цветущая полянка. Но мелодия изменилась – на тревожную, истеричную.  На поляну ступил Мэт.     

Очень пугающий Мэт.

Его вид – моя гордость. По традициям пинионских некромантов эльф был  в одних штанах, тело разрисовано черными рунами и просто рисунками. Я решила, что надо быть прямолинейней, и украсила смуглую кожу парня изящно стилизованными черепами, звериными оскалами, жуткими крестами  –  все складывалось в единый, вызывающий отторжение, узор. Еще и макияж нанесла  –  аля “я на Кронусе пугаю бандитов”, и волосы ему для полноты эффекта мы отбелили.

Но Мэт сейчас и без всяких  внешних ухищрений пугал. Там, где он ступал,  трава чернела, гнила, мертвела на глазах. Цветы же наоборот – росли, наливались яркими ядовитыми красками, принимали хищный вид. Птицы заистерили еще сильнее – воронье карканье, душераздирающие крики, скрипы и свисты.   

Мэт, распространяя вокруг себя ауру смерти, неспешно шел к замершей в испуганной позе Бруснике.

Так, а теперь и мне пора браться за дело – гниль расползлась больше запланированного. Надо подкорректировать, помочь эльфу держать магию в узде  – не нужны нам тут никакие взрывы. И я сосредоточилась, погрузилась в филигранную работу со всеми этими тонкими магическими  материями. Краем глаза, следила за тем, чтобы дальше все шло по сценарию.

Брусника, не в силах сдержать воплощение зла в виде Мэта, медленно попятилась назад. Вскинула руки в отчаянье – я с трудом успела присоединиться к Кальцу, порывом ветра пронестись по поляне и окутать девушку летящими в воздухе розовыми лепестками и зелеными листками.

От психоделики птичьего концерта у самой в ушах звенело, а в голове мутилось – Альбо слишком разошелся. Я, не переставая следить за противостоянием магии смерти и магии жизни, чуть приглушила звук. Да и пора добавить спокойного трагизма.

Пронзительная нежная соловьиная трель на фоне дарк-метала от остальных.

Брусника, облепленная с головы до ног листьями и травинками, лепестками и соцветиями, обратившись в памятник живой природы, цветочной статуей стояла среди природы мертвой. Мэт с торжествующим хохотом  – о, сколько мы репетировали этот злодейский смех!  – убрался со сцены.

Да это был пролог.

Уф. Это была всего лишь пролог, а мне уже нехорошо от напряжения – и магического, и психологического.

Сконцентрируйся, дорогуша, если не хочешь налажать. Помочь Мэту, Бруснике и остальным продержаться.   

Теперь выход нашей главной героини.

Юз Мосали была хороша. Босая, в полупрозрачной – разумеется, не в стратегически важных местах  – черной тоге. Она звенела при каждом шаге серебром на ушах и запястьях. На шею несколько раз накинуты длинные бусы – те, что мы с Эйнаром творили. До пояса свисали, и тоже звенели, тоже были музыкой для атмосферности – запрограммированные на определенную мелодию артефакты. А еще Юз благоухала – тяжелый запах лилий приглушала твердая нежность розы и жасмина.  Ароматическая магия, которой они с Кальцем, как оказалось, увлекались, должна была пробираться и сквозь купол  –  пусть и не в полную силу, но помочь зрителям и судьям поймать нужное настроение.

Юз стала танцевать. Земля под ее ногами превращалась в серые каменные плиты, с едином ритме с движениями тела, возникали, развивались и потухали огненные ленты. Украшения мерцали и звенели. В своем неспешном танце Юз сотворила дорожку, идущую между двумя деревьями с притихшими птицами, пришла по ней  прямо к Бруснике – и замерла, рассматривая чудо природы, принюхиваясь, в  любопытстве склоняя голову. Прикоснулась  –  несмело, едва уловимо  –  к укрытому лепестками лицу.