Станция невозвращения

Глава 5

Когда Павел закончил рассказ, была уже глубокая ночь. Жители Боровицкой, как и все остальные обитатели «подземной Москвы», придерживались двадцатичетырехчасовых суток.

На платформе царил густой сумрак, создаваемый двумя светильниками дежурного освещения в южной и северной стороне станции. Людской гомон утих, сменившись вязкой тишиной, разгоняемый лишь приглушенным надсадным гулом изношенной вентиляционной системы.

Шорохов посмотрел на Орловского. Последний не произнес ни слова во время его рассказа; молчал он и сейчас, снова неотрывно глядя на тусклый огонек карбидки.

«Да, задуматься есть о чем», - сказал про себя Павел. Откровенно говоря, он даже не мог предположить, как бы повел себя сам, окажись на его месте.

- Двадцать лет – это огромный срок, - наконец сказал Алексей Владимирович. – И вы все-таки выжили. Это достойно уважения.

Он взглянул на Павла. Во взгляде Орловского не было растерянности или пустоты - всего того, что должно было быть в его ситуации. Лишь твердость и уверенность, будто он уже принял какое-то решение.

… Когда Павел проснулся, место Орловского было пустым. Станция уже гудела разбуженным муравейником начавшегося рабочего дня. Обычно после дежурства на блокпосту, Павел отправлялся в распоряжение коменданта станции, но вчера он успел шепнуть Георгичу, чтобы тот не беспокоил его без особой надобности. Симагин, состроив недовольную гримасу, поворчал для порядка, назвав Павла «ленивым страусом», но все же согласился.

Плеснув в лицо воды из котелка, Шорохов пригладил пятерней шевелюру и вышел на платформу.

Станция была ярко освещена.

Народу было немного – в основном гости Полиса, торговцы или просто следующие транзитом через Боровицкую люди, заночевавшие здесь и сейчас отправляющиеся дальше. В нескольких арочных проходах торговый люд разложил товар. Торговля уже начала завязываться, судя по звякающим патронам в объемистом кошеле на поясе ближайшего торговца.

Шорохов поискал глазами своего гостя. Фигуру Орловского он обнаружил сразу – стильная рубашка и брюки, еще сохранившие лоск цивилизации, резко диссонировали со старой, изношенной одеждой местных жителей.

Алексей Владимирович стоял около одного из торговцев, вокруг которого уже собралась приличная толпа. Сам торговец – невысокий лысый человек в затертой до невозможности кожаной куртке, был знаком Павлу. Он торговал в Полисе давно, имел постоянный пропуск на станцию и чувствовал себя здесь совершенно свободно, и даже имел постоянных клиентов.

На этот раз он выставил на продажу двухмесячных щенков. Трое упитанных бутузов – потомки московской дворовой породы – никак не хотели сидеть в картонной коробке, куда их запихал хозяин, и выражали свое недовольство задорным тявканьем. Собравшиеся с улыбкой смотрели на щенячью возню; кто-то даже сунул им кусочек какого-то лакомства, отчего собачки принялись возиться с утроенным рвением, вызвав в толпе одобрительный гул.

Сын торговца, мальчик лет двенадцати, в великоватом для него камуфляже, еще больше завел собравшихся, надев на шею одному из щенков веревку с нанизанной на нее дюжиной пластиковых кредитных карт.

Кусочки пластика, на удивление, еще сохранили на поверхности золотое тиснение давно канувших в Лету всемогущих финансовых организаций, и сейчас отсвечивали в ярком свете электроламп желтоватым блеском. Увидев новую игрушку, собачье семейство залилось звонким лаем, тут же организовав борьбу за обладание ею.

- Доброе утро, Алексей Владимирович, - сказал Павел.

- Доброе, - Орловский улыбнулся. – Знаете, я вот смотрю и думаю – как все относительно. Переоценка ценностей. Собственно, по-другому и быть не может…

Он кивнул в сторону возившихся щенков.

- Когда-то за любую из этих кредиток могли запросто убить. Это был показатель достатка и роскоши, а сейчас… Просто собачья игрушка. Игрушка с несколькими тысячами долларов. Да и сами доллары теперь дешевле туалетной бумаги.

- С этим сложно спорить. Здесь свои приоритеты, - Павел повел рукой. - И достаточно необычные, поверьте. Я вижу, вам не спалось, Алексей Владимирович?

- Точно так. Вы вчера мне столько рассказали, Павел… Для сумасшествия хватило бы с лихвой. Я все лежал и думал. Забылся только под утро.

Они вернулись в каморку Шорохова. Организовав нехитрый завтрак, Павел с удивлением заметил перемены в своем госте. Орловский попробовал грибного салата и даже отхлебнул чаю с таким видом, словно бы пил его всегда.

- Вчера я был настолько ошарашен вашим рассказом, Павел, что совсем ничего не сказал о себе. Собственно, и не только рассказом. - Орловский невесело усмехнулся.

Помолчав пару мгновений, он продолжил.

- Ну, как звать-величать меня вы знаете. Собственно, и рассказывать то нечего. Родился и вырос в столице, работал в одном из институтов, преподавал теоретическую механику.

- Вы ученый? – Павел отхлебнул чаю.

- Я профессор физико-технических наук, хотя сам себя ученым не считаю. Знаете, как-то не тот склад ума…

Павел удивленно приподнял брови.