Старая нищенка

Глава 1

«Старая дура»

Тина очнулась, как от удара. Удара чудовищной силы. И оттого в душе забили все колокола тревоги. К счастью, память ещё не предала свою хозяйку. Затрясла перед скачущим сознанием спасительным воспоминанием: ты в клинике! Ты в хороших руках.

Что правда, то правда – мельком подумалось ей. Руки в клинике и вправду хорошие. Головы светлые, манеры обходительные, терпение у персонала безграничное. Оно и не странно: при тех деньжищах, что уплачены за её последние денёчки на этом свете. Организм с трудом наскребает силушки на дёрганное туканье одряхлевшего сердца. Остальное ему уже не по силам. 

И это он у неё ещё молодцом. Вот уже и зрение отказало, и слух сдаёт, а сознание по-прежнему чистое. Мысли не путаются, память работает, как часы. Даже валяясь в клинике бесчувственным бревном, она могла говорить с Митенькой. Господи! Не выразить, как она благодарна за время, подаренное ей на то, чтобы поднять внука. Успела, Господи. Всё успела. Невыразимо ценный дар судьбы. Неоплатный.

Не внука, а правнука – подсказала зловредная  поперечница.

Единственная её задушевная подружка – и смех и грех. Верней, душевная. Настоящие-то подруги все ушли одна за другой – она дольше всех протянула. Новых заводить уже вроде ни к чему. Вот и завела себе придуманную – как нынче модно говорить, альтер эго. А та оказалась редкой злыдней: что ей не скажи, всё норовит поперёк встрять. Оттого и поперечница. У неё и само имя поперечное, вывернутое наизнанку: Анит.

А тебе иных и не надо – ехидничала та. Ты и прежних-то подруг больше терпела, нежели в них нуждалась. Почти девяносто лет на свете прожила, а душевности так и не нажила. Сухарь, а не женщина. Мымра толстокожая!

Тина отмахнулась от зануды. Не тот сейчас настрой, чтобы собачиться со всякой там старой плесенью. Все думы об одном: когда она умрёт, Митюша останется один. Совсем один. Как некогда он единственный выжил в той клятой автокатастрофе, что унесла жизнь всей семьи. И его отца с матерью. И деда… Её Андрюшеньку. Её кровиночку…

Не трать силы на сопли – проскрипела Анит дряхлыми дверными петлями. Вот-вот сама окочуришься, а всё старьё перетряхиваешь. Сын погиб, так что ж тут поделаешь? На других людей и не такие беды валятся. Что случилось, то случилось. И давно – всё быльём поросло. Митенька вон тебе остался. Заставил тебя ещё аж два десятка лет протянуть. Подзавёл часики. Радуйся, что повезло, и не ропщи.

Да радуюсь я – досадливо шикнула на беспардонную вредину Тина – радуюсь. Грешно не радоваться. Теперь и умирать не страшно: теперь Митюша уж как-нибудь сам…

– Привет, ба! – громыхнуло в мертвенной тишине палаты.

Могла бы, подпрыгнула до потолка. Чтоб они провалились – эти элитные палаты с их беззвучно отворяющимися дверями.

– Что ты орёшь… труба иерихонская? – через силу выдохнула Тина. – А если бы я спала?

– Если бы ты спала, – грохнул он чем-то о прикроватный столик, – твои руки лежали бы смирно. А не драли беззащитную бумагу.

Его губы прижались ко лбу. Сильная мужская ладонь сжала сухонькую руку бабушки.

– Опять целую гору нарвала, – пробубнил Митенька, не отрывая губ.

– Мне скучно. Ты знаешь: я не привыкла валяться без дела.

– А почему телик молчит? – плюхнулся он в кресло.

И облокотился о её несусветную кровать, что одним нажатием кнопки принимала любую форму. Или массировала изнемогающее в неподвижности тело. Тине бы радоваться, но теперь эти роскошества лишь раздражали.

– Не хочу, – буркнула она. – Терпеть не могу эти натужные бравурные интонации современных телеведущих. Половина косноязычны, вторая клоуны.

– Это потому, что ты училка литературы, а не математики, – нарочито солидным голосом объяснил суть её проблем этот шалопай. – Нельзя нормальному человеку так много читать хорошей литературы. Читала бы фэнтези и горя бы не знала. Вот я книг не читал, и процветаю.

– Болтун, – шлёпнула она его наугад, по чему попадёт.

Попала по плечу и тут же, ловко прицелившись вслепую, залепила оплеуху.

– Я ж говорил: нужно было идти в математички, – поймал он карающую руку и поцеловал: – Ты была рождена для сложных расчётов… чего-нибудь космического.

– Ты болван и шалопут.

– Ба, ты чего? – деланно возмутился правнук. – Это ж я! Твой непутёвый Митька. Прям, как по Достоевскому. А его Митьку, между прочим, все любили.

– Для любви ты бы лучше нашёл хорошую женщину, – привычно завела она самый актуальный для себя разговор. – И женился. Чтобы я хоть умерла спокойно.

– Да ну? – фыркнул он. – Для того, кто мечтает о спокойной смерти, ты что-то слишком бодро ударилась во все тяжкие. А кое-кто тебя вообще считает неадекватной.

– Ты про мою сиделку?

– Ага. Твой Артур Геннадьевич себе такое личное мнение не позволяет.

– Да, у меня замечательный доктор. И не в пример тебе, человек серьёзный.

– Наличие детей и тёщи не признак серьёзности.

– Скрытая зависть в твоём голосе меня вдохновляет.

– А меня вдохновляет, что ты не перестаёшь кусаться, – явно улыбаясь, признал Митенька. – Даёт, знаешь ли, повод надеяться, что у тебя всё получится.

– Конечно, получится, – твёрдо заявила Тина в десятый, если не сотый раз. – Я сроду не мечтала о несбыточном. Не приучена. Ибо начисто лишена возвышенных фантазий. Так, что там с моей неадекватной затеей? Ты сделаешь это для бабушки?

Митенька вздохнул и чуть раздражённо процедил:

– Естественно сделаю. Я не вправе решать за тебя. И не вправе тебе отказывать даже в бредовых идеях. Хотя…

– Ну? – нетерпеливо понукнула его Тина.

А он замолчал в поисках слов, у которых есть шанс достучаться до сердца норовистой бабушки. Женщины, умеющей принимать нелёгкие решения. И отвечать за последствия без скидок на слабость пола. Не всякая пожилая женщина – прямо говоря, старушка – отважится подхватить бизнес погибшего внука, чтобы раздобыть средств на прокорм правнука. Тем более бывшая учительница литературы. Неважно, что бизнес малый – геморроя с ним, как с большим.