Старик и кошка

Старик и кошка

Вот уже год Даган жил в гостинице. Но не надо представлять себе лестницы с широкими мраморными ступеньками, лепнину вокруг пышных люстр, свисающих с потолка гроздьями хрусталя; скульптуры «под старину» в лобби, и швейцара в расшитом золотом мундире. Гостиница, в которой он жил, была маленькой, двухэтажной, с облупившейся штукатуркой и с пустыми глазницами выбитых окон. Картину запустения дополняла прохудившаяся крыша и плотный высокий забор с табличками, предупреждавшими о том, что строение находится в аварийном состоянии. Через щель в неплотно сомкнутых воротах можно было увидеть захламленный двор и некогда парадную дверь, закрытую на грубый заржавелый засов, который венчал огромный замок.

Но попасть в гостиницу можно было. Пройти вдоль забора, повернуть налево, за угол, и дойти до старой трансформаторной будки, в которую упирался забор. Окованная железом дверь вела вовнутрь будки, а другая, в противоположенной стене, во двор гостиницы. По странной рассеянности работников электрической компании дверь в будку с некоторых пор перестали запирать на ключ. Полагали, видимо, что никакому человеку не придёт в голову лезть туда, где денно и нощно гудит трансформатор. От трансформаторной будки Даган протоптал тропинку до кухни, располагавшейся в одноэтажной пристройке. Те, кто закрывали все двери и зашивали окна фанерными листами, пропустили маленькую служебную дверку, через которую когда-то в кухню выгружали продукты. Наверное, потому, что у неё не было дверной ручки: открыть её можно было только изнутри. Но Даган, успевший целый год проработать в этой гостинице перед её закрытием, знал местные секреты, и без труда проникал вовнутрь, не забывая каждый раз тщательно закрыть дверь за собой, чтобы не оставались следы.

В комнатах и помещениях гостиницы царило разорение: мебель отсутствовала, обои со стен свисали клочьями, пыль и опавшие листья, занесённые сюда ветром, создавали впечатление заброшенности и ненужности.

Лишь одна комнатка – бывшая резиденция кастелянши ­­­– контрастировала с общим унынием. Там был устроен топчан, имелся небольшой столик. Вдоль правой от входа стены сохранились полки, на которых когда-то хранилось постельное бельё. Пол покрывала циновка, а в противоположной входу стене было маленькое окошко – под потолком. Его решили не разрушать, решив, что его существование не делает эту комнатку жилой. Ошиблись.

Те, в чьи руки попала гостиница после смерти хозяина, специально постарались изувечить её так, чтобы даже бомжи не рассматривали её, как возможное место проживания. Но один из тех, кто с потерей работы остался и без жилья, сумел обустроиться.

Впрочем, Даган себя бомжом не считал. Тому было несколько причин:

Во-первых, у него сохранился паспорт, поэтому он считал себя полноценным членом общества. У него оставался счёт в банке, на который каждый месяц поступали сто пятьдесят долларов – компенсация за когда-то полученную инвалидность.

Во-вторых, у него есть адрес. Он живёт в литейном переулке, дом номер шесть. Кому придёт в голову, что по этому адресу находится аварийное строение? Только полицейскому, вздумавшему по компьютеру проверить его слова. Поэтому Даган старался своим поведением не привлекать внимание полиции.

В-третьих, он следит за собой. В семь часов утра он идёт в расположенный неподалёку – в том же переулке – Сервисный центр. Там туалеты, там можно было умыться. В зале ожидания стойки для зарядки мобильников, и он использует их для зарядки своей батареи. От этой батареи потом «кормятся» его фонарик и планшет. В автомате за доллар можно купить стаканчик горячего кофе, это его завтрак.

В-четвёртых, у него есть медицинская страховка, за которую с пенсии ежемесячно вычитают семь долларов.

Работники центра, конечно, запомнили его, но разве он кому-то мешал? Почему бы не быть снисходительным и милосердным, если это не стоит денег?

Он возвращается к Центру днём, после обеда. К этому времени возле скамеечек у центра скапливается какое-то количество пустых бутылочек из-под напитков и банок, он быстро собирает их в рюкзак, стараясь выбирать момент, когда на ничего никто не смотрит. Или почти никто. Он уже год занимается этим ремеслом, но до сих пор ему как-то неловко, что теперь у него столь непрестижная профессия. Тогда же он забирает уже зарядившуюся батарею.

Вечером, после ужина, он повторяет обход.

Хороший день – например, когда жарко и люди чаще покупают бутылочки с различного рода напитками – удаётся на пункте приёма вторсырья получить шесть или семь долларов. В дождливые дни не удаётся насобирать даже на один доллар.

Самое неприятное – это конкуренты. Бомжи, воняющие так, что от них разит за версту. Они не раз вторгались на его (а он считал эту улочку своей) участок, и пытались выгнать его. Несколько раз избивали, один раз так сильно, что он потом отлёживался целую неделю. Он относился к этому, как к неизбежной части своего ремесла, подобно тому, как электрик иногда получает удары током, и всегда возвращался. Наверное, благодаря его настойчивости стычек было не так много, бомжи считали, что малюсенький переулок не стоит риска угодить в полицию.

Но некоторые бомжи относились к нему благосклонно, и даже с уважением. От них он, например, узнал, что один из небольших суперов этого района, гордившегося когда-то обилием ремесленных мастерских, временами продаёт просроченные продукты по символическим ценам. Слухи о начале распродаж быстро распространялись между бомжами района, и иногда он успевал. Как, например, сегодня.

Даган возвращался домой с полудюжиной банок туны, тремя банками кимчи, несколькими пакетами с рисовыми палочками, с бобовой смесью и прочими вкусностями, которые можно было есть, не разогревая. По дороге заскочил в Центр (он открыт до глубокого вечера) и наполнил маленький термос горячей водой. У поворота к трансформаторной будке огляделся – не следит ли кто? (это вошло в привычку) – и юркнул в проход.

Дома он разложил продукты по жестяным коробкам, стоявшим на полках (в гостинице водились мыши, и Даган опасался за сохранность своих продуктов), выбрал из того, что у него имелось, банку с куриной лапшой (срок её годности истёк ещё два месяца назад). Оставалось лишь добавить горячую воду – и поужинать при свете фонарика. Гостиница была отключена от всех благ цивилизации: электричества, водопровода, канализации.