Старый друг

Старый друг

Старый друг лучше новых двух, гласит поговорка. Старый друг – это часть твоей жизни. Ты забыл, каким был когда-то, и тебе уже не вспомнить… Помнит лишь старый друг – тебя тогдашнего, тебя из прошлого, которого уже не вернуть. Старый друг – это часть твоей юности, часть тебя самого. Старый друг – это святое…

Был ли Женька моим старым другом? Или просто приятелем, так сказать, попутчиком по жизни? Нет, пожалуй, всё-таки был. Был и сплыл. Давно нет в моей жизни Женьки.

Ходили когда-то в одну походную компанию. Не какую-нибудь, типа дойти до ближайшего леса и посидеть у костра, запасшись «сопутствующими товарами», а настоящую, спортивного профиля группу: маршрут по пересеченной местности, солидный (не меньше 28 км) километраж и спиртное только по праздникам и чисто символически. Народ в группе был серьёзный, многие серьёзно занимались спортом и походы называли тренировками.

Относительно нашей группы – это была истинная правда. Для усиления «спортивного эффекта» в рюкзак клали кирпич – обыкновенный, со стройки. Строили в те времена много, так что кирпичей хватало. Помню, как однажды мы проплутали порядочно среди болот и непролазного трещобника (таких «красот природы» в Подмосковье не счесть), и вместо запланированных тридцати пяти километров прошли, как оказалось, сорок пять (у кого-то был шагомер, он и насчитал). А я всё думала, отчего у меня ноги так устали, неужели от тридцати пяти километров?..

При таком раскладе народ потихоньку избавлялся от кирпичей (зачем же афишировать, у нас люди скромные, побросали по-тихому). И только мы с Женькой не сдавались и несли кирпич по очереди: десять минут я, десять минут Женька. И донесли до станции, до конца маршрута. Руководитель объявил нам (под дружные аплодисменты) благодарность за проявленное мужество и за находчивость: несли-то по очереди!

Я до сих пор храню эту фотографию: мы с Женькой с кирпичом в руках стоим на железнодорожной платформе, наш бессменный руководитель Николай поздравляет нас… Аплодисменты, аплодисменты… Всем хорошо, все счастливы – вся наша – такая дружная, такая «своя в доску» группа.

Дружили мы тогда – по-настоящему. Или мне так казалось? Разве настоящая дружба кончается? – А она кончилась. Нет у меня больше закадычного друга Женьки. Николай строит дачу и воспитывает троих детей. И то и другое у него получается успешно, статус руководителя ПВД (походов выходного дня) зря не дают!

Ничто не вечно под луной. Распалась и наша группа, разбежалась – кто куда… Поэтому, когда у меня зазвонил телефон и в трубке раздался Женькин голос, я неприлично обрадовалась. И не раздумывая, согласилась на предложение пойти завтра в поход. «Предложение» было сделано в обычной Женькиной манере: «Приходи завтра к Макарову, он с Ярославского идёт, поезд в семь двадцать, на Александров. Придёшь? Я тоже с Макарычем иду, у них компания весёлая и костёр хороший.

Здесь пора сказать несколько слов о костре. Хороший костёр – не из сырого, наспех собранного валежника, а их сухостоя, срубленного топором (который –тяжёлый и который кто-то несёт в рюкзаке все 35 км) и распиленного на аккуратные чурбачки (пилы тоже тащат в рюкзаках). Такой костёр – жаркий и почти бездымный – признак дружной, спаянной группы, где никто не филонит и не норовит въехать в рай на чужом горбу.

-Приходи, а? Сто лет ведь не виделись! – канючил Женька.

Не виделись мы ровно два года, и не по моей вине: он не звонил, а я не хотела надоедать. Не звонит, значит, не хочет видеть. А я скучала, и за эти два года часто вспоминала Женьку: дружить с ним было легко.

Женька обладал талантом (или даром Божьим?) просто и непринужденно знакомиться с людьми. Он завязывал знакомства, словно шнурки на туристских ботинках, и был везде своим. В какую бы туристскую группу мы с ним не пришли, его окликали, хлопали по плечам и шумно радовались встрече. Вот таким был мой друг Женька.

Я не избежала общей участи: легко и непринуждённо вошла в круг Женькиных друзей, поровну деля со всеми Женькино доброе отношение. А так не хотелось – делить! Хотелось стать для Женьки одной-единственной, чтобы – он и я, и больше никого. Но как сказать ему об этом? Может, сам догадается? – Видимо, я слишком хорошо держала себя в руках: Женька не догадался. Для него я была товарищем по команде, не более.

Поняв эту горькую истину, я перестала ходить в Женькину группу, и Женька не пытался меня вернуть. Другие звонили и звали: «Куда пропала? Почему не приходишь? Народ ждёт и, между прочим, скучает по твоим рогаликам с халвой!». А Женька так и не позвонил. Значит, я поняла правильно: я для него одна из многих…

И вот – звонит! Зовёт! В своей манере, которую в группе прозвали «ненавязчивой»: «Я иду с Макаровым. А ты – хочешь к Макарову? Пойдёшь?» Две параллели, искусно вычерченные Женькой. Параллели, говорят, не пересекаются? – Это всё вздор. Если бы тот, кто придумал сказочку про параллели, ходил бы в походы, он понял бы, как сильно ошибался!

И эта Женькина хитроватая интонация: «Хочешь к Макарову?» - Я никогда не видела этого Макарова, никогда не ходила в его группу…. Я хочу к Макарову! Ещё как хочу! И радостно объявляю об этом Женьке, забыв о своей спине, которая ноет со вчерашнего дня, когда мы всем библиотечным коллективом… Вот интересно: коллектив, даже если он женский, всё равно мужского рода, а значит, должен делать мужскую работу! Так вот, эту самую работу мы и делали – таскали из подвала коробки из-под бананов со списанными старыми журналами и грузили в машину.

Машина стояла на углу: подъехать ближе она не смогла - благодаря беспардонной «московской» парковке: моя машина, где хочу, там и паркую! А коробки были неподъёмными. Мы носили их по двое через весь двор почти бегом, стараясь бежать в ногу – коробок было много, «грузчиков» – всего шестеро, а шофёр не хотел ждать. Помогать он тоже не хотел: сидел в кабине с оскорблённым видом человека, которому мешают исполнять его обязанности неповоротливые библиотечные тётки, им бы языками чесать в своей библиотеке, а работать они не умеют. Но он был мужчиной, и снисходя к женским слабостям, терпеливо курил в сторонке, пока мы грузили его машину.