Стать эльфом, но остаться человеком

26. Раскрыть преступление и остаться в дураках

Вцепившись в несчастную одёжку обеими руками, Кондратий неуклонно тащил меня к обрыву лестницы, а я упиралась из последних сил, стараясь врасти дрожащими ногами в доски пола или иначе как падение предотвратить. Но все усилия по закону подлости этого года были напрасны.

Мужчина оказался из крепких и упорных, спортивных и ломовитых. В придачу его подстёгивали не только ненависть и жажда убийства, но и самый настоящий основной инстинкт под названием "любовь родительская слепая". Именно она и требовала пожертвовать всем и сразу, но спасти от правосудия непутёвую дочь.

Поверим очевидности, в списке угроз беременная эльфа оказалась доступной и лёгкой добычей. Пихни мизинцем в пролёт — и дело готово, сила тяготения вкупе с везучестью сработают на "ура". На первом же метре сверну шею и ловко побегу по клавишам костями греметь. Ужаснейшая картинка с ушастой жертвой в ней. 

Край лестницы приближался неотвратимо, с той же скоростью двигался час расплаты, а вместе с тем росло и понимание, что скудными женскими мышцами злодея не одолеть. Пусть по возрасту он — не самого молодого поколения, пусть не шварцнегерские у него кулаки и уж точно не бычья шея, но пятидесятилетний эльф способен дать фору многим тридцатилетним людям.

Деликатный, вежливый, учтивый. Настоящий джентльмен, привыкший достоинство и честь при жизни сохранять. Другой бы, не задумываясь, в потёмках по черепушке клацнул или оплеухой огрел, пресёк сопротивление и вперёд - за гребень жизни. Но первый министр и в момент убийства старался женщин уважать, потому и тащил волоком, будто ягнёнка на погост.

Итак, кто станет победителем в новом виде спорта по перетаскиванию меня отсюда - туда, из этой жизни - в загробную, было и эльфе понятно. Потому следовало сменить тактику. А в чём наша женская сила, если не в языке? Вот и применим сей орган к делу, в борьбе все средства хороши

Потому, когда до точки взлёта оставалось ровно два шага, по мужским меркам — один, я решила подключить к немому фильму дополнительный звук:

— Погодите! Не валяйте дурака, Кондратий! — взвыла стоном жертвенной овцы, закладываться категорически не желающей, потому как не пожила ещё, не налюбилась всласть, ребёнка не родила и дальше по списку.

Но голос откровенно подвёл — ни тебе мужества, ни убеждённости, только паника по всему нотному ряду. Эх, жалко, не научилась телепортироваться, а то показала бы этому гаду шиш с кукишем. Но медальоны экстренного парашютирования магушники заныкали. Да и какой уж тут телепорт — на обычную магию сил не хватает. И хотела бы покидаться огнём, но все потуги ушли в упорство — кряхчу, напрягаюсь, будто штангист на третьем подходе. Но штанга всё равно сильней.

— Постойте, вы! — заныла снова, ни в какую не желая задаром погибать. — Подумайте сами! Что изменится, если меня убьёте?

— Всё изменится! — злобно зашипел самозваный палач прямо в ухо. — Ты сдохнешь, и всё встанет на свои места!

— На какие места? — ещё активнее заработала локтями и даже умудрилась попасть Кондратию в незащищённый живот. — Не тешьте себя иллюзиями! Ничего не будет, как раньше!  

— А я говорю — будет, — грохотал в полную глотку этот упырь восставший. — Как было до той поры, пока тебя не встретил, не накормил и сыщиком не назначил. Думал, сжалились боги, послали дуру — поиграет в сыщицу и бросит. Такая славная намечалась. А ты, мерзавка, всю партию разбила!

— Ничего я не била, — шипела задушенной курицей, озирая лестницу с верхней жёродочки. — Ну подумайте! Не будет вам счастья, если меня убьёте! Совесть замучает, воспоминания со свету сживут!

— Не сживут! Тебя не станет — и всё образуется!

— Да что там образуется? — тормозила я пятками процесс движения к собственной погибели. — Дочурку всё равно в академию обратно не примут. Если ещё не отчислили, так завтра приказ подпишут. Кому она нужна без магии?

— Плевать! — бормотал сиятельный эльф. — Я всегда был против этого сборища недомагов!

— Ах, так тут мы с вами сходимся! — попыталась я найти в себе и этом злодее общий сюжет.

Но углубить инициативу не получилось, так как последний толчок выдвинул на границу опасности и высоты, жизни и смерти. И тут я замерла на секунду, уставилась на покалеченные перила и вдруг заорала дико и пронзительно:

— Стойте! Не берите греха на душу! Ведь это было непреднамеренное убийство!

В тот же миг давление на крестец внезапно прекратилось, а первый министр осторожно велел:

— А ну, повтори ещё раз!

— Не берите греха на душу! — заголосила я в полной панике, согласная хоть сто раз всё, что угодно повторять.

— Нет, — раздражённо прервал он меня, — повтори последнюю фразу.

— А, так вы про это? — оживилась я мгновенно, ощущая дуновение перемен. — Так вам же самим всё известно. Не нарочно она его убила. Случайно. А вы что, разве не спрашивали? А ещё отец!

Невыносимая тишина всё длилась и длилась. Больше в спину Кондратий не толок, но и отпускать пока не собирался. Потому, не доверяя ужимкам судьбы, я на всякий случай ухватилась левой рукой за покорёженные перила лестницы, в надежде обезьяной зависнуть, если миг падения придёт.

Как вдруг за нашими спинами раздался женский голос:

— Отец, прекрати! Она права! Ничего уже не будет по-прежнему. Я собственными руками сломала свою жизнь, в ярости убив любимого мужчину.

— Но дочка! — всё пытался эльф пробить свою тоталитарную позицию. — Её нельзя оставлять в живых. Ведь я — первый министр, меня заставят, вынудят, отдать тебя под суд. Правда, — вдруг замер тот на секунду,— суда-то у нас пока нет.