Стая

Стая

Набирая полные ладони жидкой чёрной грязи, они умывали в ней лица. Тёрли руки и ноги, не оставляя на себе ни единого светлого участка. Из одежды разрешалось оставить только нижнее белье, но и его следовало вывалять в грязи. Это озерцо грязи рядом с рекой было их излюбленным местом купания. Земля здесь мешалась с глиной, отчего становилась мягкой и податливой для выделывания разных фокусов. С визгом и улюлюканьем подростки валялись в грязи. Лепили себе клювы и рога, хохоча во все горло.

— Она назвала меня мерзавцем и сказала не возвращаться, если я уйду. Старая кошёлка, — говорил один и, высунув кончик языка между сверкающих в темноте зубов, принялся лепить себе плечи супермена. — Если я не вернусь, она вздохнет с облегчением.

Он любовно погладил глиняный бицепс.

— Хэй, я Халк! Смотри! — парень пихнул толстого приятеля, спрятавшего лицо в ладонях полных грязи.

— Подожди, — отфыркиваясь как пёс, тот тряс головой так, что брызги летели во все стороны. — Тьфу, вот говно! Полный рот из-за тебя набрал. Тьфу!

И он принялся плеваться. Первый парень скакал на месте и ржал как конь, играя поехавшими грязевыми мускулами.

— Гряземен, бицепс уехал в подмышку, — поддержал его очкарик, который протер висящей на суку футболкой очки и надел обратно.

— Сильнее зажмуривайся, иначе в глаза попадет, — сказал вожак, обращаясь к единственной среди них девочке. Она сидела посреди лужи в белье и старательно размазывала по себе грязь. Все делали вид, что ее нет, и только вожак обращался к ней без всякого стеснения. Потому он и был среди них вожаком. Щуплый Халк, забыв о шлепнувшемся обратно в лужу бицепсе, замер, глядя на белую с отпечатками грязных пальцев спину, потом снова ожил, со всей дури толкнул отплевывающегося приятеля, так что тот всем своим немалым весом хлопнулся на колени.

— Эй, да какого хрена ты творишь? — взревел Большой, он же Туша, разворачиваясь и хватая более мелкого друга за колени. — Получай, придурок!

Началась новая свалка и куча мала, с хохотом и визгом из ломающихся голосов. Очкарик снова снял очки, положил их на ветку рядом с висящей футболкой и с разбегу прыгнул в клубок грязных тел. Раздались стоны, вопли и ругательства, и потасовка разгорелась с новой силой. Девочка обернулась на них, высокий длинный хвост скользнул по шее, оставляя след. Она улыбнулась, глядя на устроенную свалку, и подняла взгляд на Грека. Тот стоял на берегу, уже полностью черный и серьезный, но заметив ее взгляд, усмехнулся и пожал плечами. Ива подумала, что ему тоже хотелось бы к ним присоединиться, но он должен был оставаться в стороне. Из-за нее. Вожак хмурился и посматривал на запад, туда, где остались их людские дома. Еще недавно она и сама полезла бы в драку, но не сейчас. Улыбка сползла с чумазого лица. Она больше не волк, как они, она стала волчицей.

Когда хохочущие парни без сил повалились на спины, Ива уже вылезла из болотца и обсыхала на берегу. Она сидела на корточках рядом со стоящим вожаком и курила. Огонек сигареты окрашивал ее лицо при каждой затяжке. Они выглядели такими взрослыми, совсем другими. Халк опустил затылок в грязь и уставился в небо. Теперь она станет девушкой вожака, это понятно. Он покосился на очкарика, который был сейчас без очков и наверняка подслеповато щурился, смахивая с себя излишки «шкуры» и громко фыркая. Наверное, он тоже считал, что так оно лучше всего. А он — её семья.

— Заканчивайте с ваннами. У нас дело, не забыли? — сказал вожак.

Забудешь тут. Веселья как ни бывало. Очкарик, он же Бóтан и Нёрдище Очкастое, поднялся и в развалку пошел к дереву, на котором оставил очки. Когда он так ходил, вечер ни разу еще не заканчивался ничем хорошим. В действительности он не был ни ботаном, ни даже хорошистом. Он учился, как все — ни шатко, ни валко — и получил прозвище только из-за старомодных очков и хрупкого телосложения, зато дрался как зверь и вообще был форменным психопатом. Засевшее где-то в глубине его темной души безумие помогало ему справляться даже со Старшими. Каждый волк и даже пёс знал: если Нёрдище Очкастое выходит на бой, он будет биться до конца, даже переломанными в нескольких местах руками. Поэтому его уважали и побаивались. Нарочитое спокойствие и походка в развалку обычно предшествующие слетанию очкарика с катушек уже были у всех на слуху, но сейчас никто из них, даже вожак, не собирались его останавливать. Дело касалось Ивы.

— А Ветрище сегодня не пришел, — сказал Халк, поднимаясь и подавая руку Туше.

— А на черта он нам нужен?

Туша повелся как маленький. Халк притворно застонал, делая вид, что пытается его вытащить, но не может.

— Ох, как тяжко из болота тащить бегемота!

— «Ох, нелегкая это работа», придурок, — беззлобно поправил Туша и дёрнул Халка снова грязь. Тот завопил как девчонка.

— Ты испортишь мне всю шкуру, дурак! Она только начала подсыхать!

— Не пришел, потому что я его не звал, — сказал вожак. — Он еще не дозрел.

— А не сдаст, когда узнает? — вынырнул Халк.

Очкарик повернулся.

— Заодно проверим, — вожак пожал плечами. — Если не сдаст, значит зря мы о нем плохо думаем. Но брать его с собой, — он покачал головой, — нет, у него кишка тонка. К тому же это партизанская вылазка. Нужны только волки, а не псы.

— А ты не ссы! — Халк, уже оказавшийся на берегу, хлопнул по спине Очкарика. Он покачнулся, поправил очки, и смерил Халка холодным взглядом.

— Ву-у-у-у! — задрав голову завыл Халк, прежде, чем он успел ответить. Как бы ни был он зол, Очкарик должен был последовать его примеру. Того требовал Кодекс. Даже вожак и Ива задрали головы к небу. — Ву-ву-ву-у-у-у!