Рассказ Вани, похоже, не произвёл на Кудасова особого впечатления. Он только хмыкнул и поправил залихватский ус, при этом на лице у него было написано скептическое: «И только-то?». Однако Измайлов вкрадчиво обратился к нему:
- Егор Федотыч, а вы заметили, что Бржездецкий узнал посетителя?
- С чего это вы взяли? – нахмурился Кудасов.
- Вспомните: он искал Ваню. Скорее всего, чтобы послать его с предупреждением к городовому. Вряд ли Бржездецкий оставил бы посетителя, только ради того, чтобы найти мальчишку.
- Мне кажется, что иногда вы просто додумываете за других, - недовольно возразил Егор Федотыч. – У вас чересчур развита фантазия. Уверяю вас, что богатым воображением убийцу не поймаешь…
- Но ведь вы согласны, что Бржездецкого убили стилетом?- настойчиво спросил Лев Николаевич.
- Ну…да.
- И, скорее всего (Измайлов наставительно поднял палец) - именно тем стилетом, который мы ищем.
- Наверное…
- Значит, нам остаётся сделать вывод, что хозяин узнал убийцу.
- Ладно, ладно… - Кудасов досадливо подвигал ни в чём ни повинную чернильницу и обратился к молодому полицейскому: - Водорин, голубчик, давай теперь послушаем тебя. Ты расспрашивал пана о том, как выглядит клиент?
Вытянув руки по швам, Водорин ответил с готовностью, как выучивший всё гимназист на экзамене:
- Да, но он понимал не все слова.
- Что же он ответил?
- У подозреваемого есть усы, а бороды нет, невысокий. Больше всего я намучился с фигурой, спрашиваю: «- Худой? - Нет. - Толстый? - Не розумем. - Тучный? – Нет». Значит, не худой и не толстый.
- Нет, молодой человек, - с сожалением принимающего экзамен инспектора возразил Измайлов, - это ровным счётом ничего не значит. Была у меня знакомая полячка, и вот однажды приключился такой анекдот. Я спросил её, отчего она не пришла - неважно куда. А она мне и отвечает: «Была такая тучная погода, что я испугалась дождя».
Я довольно громко рассмеялся, а Егор Федотыч усмехнулся, но улыбка мгновенно сползла с его лица:
- Так это вы, Лев Николаевич, Веригина прощупываете? Он со стилетами умеет обращаться.… Но этот... малыш должен был заметить, толстый или худой был посетитель. Ты заметил, малыш?
- Не знаю… - жалобно ответил Ваня.
- Егор Федотыч, - вмешался Измайлов, - вы сами когда-нибудь смотрели из коридора лавки в главную комнату, сидя при этом на полу?
- Сидя где? Да за кого вы меня принимаете! – щёки Кудасова заволок гневный румянец.
- А ведь он выглядывал из кладовки, - невозмутимо продолжал Лев Николаевич, - и при закрытом проходе мог видеть только плечи и голову человека.
Егор Федотыч резко повернулся к Ване:
- Так ты нам соврал, что у господина был хороший костюм?
- Конечно, нет. Наш Ваня думает: раз у человека на голове цилиндр, костюм не может быть плохим, - улыбнулся Измайлов.
- Ну что, Илья Семёныч, - обращаясь к Водорину, воскликнул Кудасов, - провели тебя на мякине поляки!
- Виноват, ваше высокоблагородие, - Водорин густо покраснел.
- Виноват… - фыркнул Кудасов. - "Виноватом", братец ты мой, сыт не будешь и срам не прикроешь. Вот, Зубцов у нас: двадцать один год, уже титулярный советник, а тоже всё: «виноват», «виноват».
Здесь мне невольно вспомнился популярный в салонах романс: «Он был титулярный советник, она генеральская дочь». Его всегда исполняли господа с заслуженным положением в обществе (не титулярные, конечно), чтобы ненароком подчеркнуть свои заслуги.
Ваня, воспользовавшись тем, что про него все забыли, достал потихоньку леденец из коробки и, положив его в рот, зажмурился от наслаждения.
Кудасов, уже не ругаясь, а словно бы сетуя, продолжал:
- И способности налицо, только лицо уж больно детское, несолидное. (При этих словах покраснел и Зубцов).
Строго посмотрев на стоящих рядом навытяжку Зубцова и Водорина с одинаково пунцовыми от смущения лицами, Кудасов вздохнул.
Мне подумалось, что Егор Федотыч, несмотря на свой невыносимый характер, в сущности, не такой уж плохой человек. Если б ещё не эта противная привычка воспитывать и укрощать подчинённых… А впрочем, Зубцов и Водорин - совсем молодые люди, почти мои сверстники. Быть может, Кудасову просто по душе роль наставника молодёжи?
Кудасов снова вздохнул так, что Ваня поднял на него робкий взгляд, и театрально вопросил:
- Ну и что же нам делать, Лев Николаевич, с таким прикупом?..
- Давайте для начала отпустим подальше ваших верных мушкетёров, - посоветовал Измайлов. – И пусть они заберут с собой мальчика: для следствия он нам уже не нужен.
В этот раз Егор Федотыч был с ним полностью согласен. И, обращаясь к Зубцову и Водорину, насмешливо велел:
- Давайте-ка, мушкетёры, организуйте нам чаю!
Догадливый Водорин спросил у Вани:
- Где здесь в лавке самовар?
Умиротворённый леденцами и добродушным тоном взрослых, Ваня спокойно ответил:
- Самовара нет.
Водорин озадаченно наморщил лоб:
- Как нет? Неужели он сидит… сидел весь день без чая?
- Да-а, - протянул мальчик. - Он же домой обедать ходил, а здесь только "Яржебяк" и печенье.
- Яржебяк?! – Кудасов перекатил на языке непривычное слово. - Чёрт с ним - неси "Яржебяк", даже если это водка*. – Он решительно хлопнул ладонью по столу.
- Так нельзя: пани Ядзя меня задушит!..- жалобно заныл Ваня.
Кудасов недовольно поднял бровь:
- Мы же обещали тебе, Иван Чернов, что ничего ей не скажем, верно?..
Ваня кивнул.
- Так вот, запоминай: ты вернулся с папиросами и увидел убитого пана Кароля. На столе стояла початая бутылка твоего "Краковяка" и коробка из-под печенья…
Я вмешался:
- Зря вы его, Егор Федотыч, врать учите. Когда Бржездецка разговаривала с вами, никакого "Краковяка" на столе и близко не было.
- Верно, не было: мы его на экспертизу взяли. – Повернувшись к Ване, Кудасов грозно блеснул глазами: - Ты хочешь рассказать пани Ядзе, что уснул в кладовке? Нет? Вот и договорились!..
Добытый Ваней "Яржебяк" оказался наливкой, о чём мы узнали от Льва Николаевича, который, вдобавок к своим многочисленным талантам, взял на себя роль эксперта по польскому языку и прочитал вслух написанное на бутыли манящее слово "nalewka". Печенье было очень нежным и таяло во рту. Его оценили все, включая Ваню, которому «Яржебяк», конечно, не наливали.