Когда Ирина ушла из гостиной, я дёрнул за длинный шнурок, чтобы вызвать звонком Ерофея. Он вскоре появился.
- Ерофей, у меня к тебе последняя просьба: спроси, пожалуйста, Елизавету Кондратьевну… (Пока я говорил, Ерофей кивал, как будто пытаясь что-то сказать, но так и не решился меня перебить). В чём дело?.. – воскликнул я.
Он объяснил загадочное кивание:
- Я уже узнавал: Лизавета Кондратьевна ждут-с у себя в комнате.
Тётушка и впрямь встретила меня с таким видом, как будто давно ожидала моего визита. Мы сидели за небольшим белым столиком в стиле рококо с традиционными улыбающимися детишками по контуру.
В комнате пахло любимыми жасминовыми духами Елизаветы Кондратьевны. Я заметил на подоконнике легендарные фиалку, бегонию и аспарагус и улыбнулся про себя: моя тётя и вправду не представляла себе жизни без цветочных ароматов и разнообразной комнатной зелени.
Елизавета Кондратьевна сидела чересчур прямо, словно готовая к неприятному разговору.
- Это я... - наконец, заявила она.
Я ничего не понял, но на всякий случай решил поддержать разговор:
- Безусловно, это - вы.
- Да нет же! - она даже стукнула по столу от нетерпения. - Это я следила за тобой и подслушивала.
Я не смог скрыть своего удивления:
- Зачем?
Елизавета Кондратьевна помолчала, а потом решительно вздёрнула подбородок:
- Я подслушивала, чтобы узнать, что думают о Кати и Феликсе Игорь и Ирина.
- Но мы вовсе не об этом разговаривали!
- Да, пожалуй, ты прав.… Наверное, я зря так поступила…
Не желая упускать подходящий повод, я продолжил разговор:
- И что же вы хотели услышать?
- Наоборот, не хотела! – запальчиво поправила меня тётя. - Не хотела услышать, что Кати была любовницей Феликса.
Так значит, ревность толкнула вдову на этот дикий поступок…
Пытаясь говорить спокойно, я заметил:
- Никто ведь не думает, что дядя...
- Нет! - перебила она. - Вслух никто не говорит, а думают - многие.
- Но я же так не думаю, - возразил я.
Кажется, она посмотрела на меня с сожалением:
- Вы, молодые, ещё многого не понимаете в жизни, особенно - в жизни женской. Она сокрыта от вас, как чулки под длинным платьем.
Мне стало немного не по себе, однако Елизавета Кондратьевна продолжила:
- Второй день подряд по утрам нас навещает симпатичный молодой следователь. Довольно милый, но такой же ребёнок в житейских вопросах, как и ты. Он так и не понял, как я могла в день похорон поехать с Амалией в ресторан, а после того, как выпроводила её - отправиться на Невский. Там я рассматривала шляпки, затем села на извозчика и доехала до Александринского театра. Долго стояла у забавных витрин Елисеевского магазина; затем зашла внутрь, чтобы переждать глупый дождь. Потом по Садовой прогулялась до Летнего сада и там сидела у летней сцены и слушала оркестр.
- А вы именно так и сделали?.. - тут же попался я.
- Вот видишь! – печально улыбнулась тётя. - Вы, мужчины, просто не в состоянии понять, что женщине, для того, чтобы отвлечься от горьких мыслей, необходимо развеяться, а не принимать у окна разные скорбные позы, пытаясь "пережить горе".
Я вспомнил, что у Ирины горе имело совсем другое лицо...
Словно услышав мои мысли, Елизавета Кондратьевна сказала:
- Я не могу горевать, как Ирина, потому что у неё остался Ланге, и потому, что меня терзает ревность. Вспоминая о Феликсе, я невольно думаю: обманывал он меня или нет?
Я попытался возразить:
- Но ведь вы бы заметили?
Она посмотрела на меня, как на умалишённого:
- Как?! Подслушивая на фабрике? Прячась за горой тканей или под столом в кабинете?
У меня начало складываться впечатление, что представительницы слабого пола в роду Лесковых куда лучше меня разбираются в сыске: сначала - Ирина, а теперь и тётя.
- Ладно, - Елизавета Кондратьевна сменила гнев на милость: - Так, Мишель, ты ничего никогда не поймёшь (и в её словах было много правды). - Я расскажу тебе всё по порядку, а затем попрошу поступить по-рыцарски.
Это прозвучало, пожалуй, слишком торжественно, но я кивнул и приготовился слушать.
Екатерина Бенуа была дочерью Сергея Александровича Бенуа - талантливого промышленного художника и рисовальщика, на которого обратил своё внимание Феликс Петрович и сделал его главным художником по тканям на фабрике "Волховец". Несмотря на разницу в положении и происхождении, Феликс Петрович и Сергей Александрович были очень дружны. К сожалению, Бенуа сильно подорвал своё и без того некрепкое здоровье, вдыхая ядовитые пары технических красок, часто встречающихся в производстве. На смертном одре он попросил друга позаботиться о его дочери, которая оставалась круглой сиротой (Мать её умерла задолго до этого). Живая, смышлёная девочка не доставляла своему опекуну особенных хлопот.
Феликс Петрович оплатил учёбу Кати в гимназии и помог ей поступить на Бестужевские курсы в Петербурге. Там-то они и встретились с Елизаветой Кондратьевной, тогда ещё просто Лизонькой Карнович.
Лизонька в юности была романтичной особой, обожавшей французские сентиментальные романы. Сколько раз ночами она тайком от родителей вздыхала над злоключениями кавалера де Грие* и оплакивала трагическую судьбу Сен-Пре и Юлии**! Конечно же, ей самой не терпелось испытать настоящее чувство, и, возможно, пережить такие же захватывающие приключения, что и её любимые героини. Увы, судьба сыграла с ней злую шутку… Лизонька влюбилась в одного корнета, выпускника Николаевского кавалерийского училища, и он ответил ей взаимностью. Влюблённые договорились обручиться после того, как корнет Одинцов устроится у себя в полку.
Он был отправлен на Кавказ, и вскоре там же умер, но не от пули абрека, а от заурядного желудочного отравления - такие случаи не были редкостью в Русской армии. Родители Лизы попытались заглушить её горе учёбой, и с переменным успехом им это удалось.
Кати и Лиза очень сдружились, несмотря на то, что Лиза училась на словесно-исторических, а Кати - на физико-математических курсах. Все четыре года они были неразлучны, как сёстры, и прекрасно дополняли друг друга.
Если мою будущую тётушку отличали природное обаяние и живость темперамента, то Кати - наблюдательность и острый ум. У неё всегда как-то интуитивно получалось найти нужные слова, умело сгладить свои недостатки, и завести полезные знакомства. Со стороны казалось, что ей просто фантастически везло, и курсистки полагали, что Кати раньше других составит удачную партию. Лиза, после гибели своего корнета, даже не помышляла о замужестве.
Однажды Кати сильно простудилась. Феликс Петрович прежде нечасто навещал свою подопечную на курсах, и Лиза как будто впервые увидела его у ложа больной. Этот спокойный, здравомыслящий мужчина с негромким голосом и осторожными движениями произвёл на неё благоприятное впечатление. У неё возникло такое чувство, как будто они давным-давно были знакомы, и она сама не заметила, как начала рассказывать ему разные весёлые и печальные случаи из своей жизни. Время за разговорами пролетело почти незаметно, и когда Феликсу Петровичу настало время уезжать, Лиза, к своему удивлению, почувствовала тихую грусть, как будто прощалась с другом. Второй раз они встретились уже на выпускном балу, где Феликс Петрович пригласил Лизу на танец. Впоследствии он говорил, что именно там он всерьёз обратил на неё внимание. К тому времени первая дядина жена, Анна Сергеевна уже два года, как скончалась от скоротечной чахотки.
Лизе и Кати исполнилось по двадцать пять лет. Они вступали во взрослую жизнь с лёгкой опаской и целым ворохом надежд. Кати шутила, что раз уж их зовут как двух русских императриц, судьба должна быть к ним так же благосклонна.
Теперь они обе часто виделись с Феликсом Петровичем, и их дружеский дуэт почти незаметно для всех перерос в трио. Кати, в которой была сильна практическая жилка, увлеклась моделированием одежды. Феликс Петрович иногда помогал воспитаннице деньгами, и, в конце концов, Фортуна улыбнулась ей. Лизу не особенно интересовали прикладные материи, но она была улыбчивой, доброй барышней и, как оказалось, могла давать полезные советы. Иногда Феликс Петрович в шутку спрашивал её, надо ли покупать какую-нибудь ткань, и если она отвечала, что не надо, всегда каким-то чудесным образом выходило так, что она угадывала: или фактура, или цвет этой ткани спросом не пользовались. Им обоим полюбилась эта весёлая и полезная игра.
Между тем, события принимали печальный оборот.
Кати обожала своего благодетеля, и надеялась, что он оценит её успехи в модном деле, которое помогало сбывать Лескову ткани. Она была убеждена, что однажды Феликс Петрович предложит ей руку и сердце.
Но он разбил её мечты, сделав предложение весёлой и очаровательной Лизе, несмотря на то, что она мало понимала в производстве тканей. Судьба впервые оказалась не на стороне Кати.
Некоторое время после свадьбы подруги не виделись и встретились случайно уже в Пассаже, где мадемуазель Бенуа открыла свой модный магазин, решив найти для него более престижное и фешенебельное место. После короткого объяснения они помирились и вновь стали близки. Кати, казалось, совсем забыла прежнюю обиду и отшучивалась, что с таким приданым ей легко будет найти спутника жизни. Но кто может знать, какие чувства она вынашивала в отвергнутом сердце?
И вот теперь Феликс Петрович убит, а после него осталось загадочное завещание, в котором он прощает долг Кати…