Стилет с головой змеи

Хералд даёт добро

   Я всегда думал, что убийца не может быть из рода Лесковых! - выступил со свежим заявлением кузен Игорь и звонко чокнулся стопкой с Веригиным.
   «Э-э-э! - подумал я. - Помню-помню, как ты, голубчик, решил напиться, оттого что боялся домашних». Но в душе я и сам был рад, что мои родственники оказались мирными людьми, как бы их ни допекал своевольный дядюшка…
   - Дамы и господа! - встал с места и обратился к собравшимся Кудасов. - Я хочу сердечно поблагодарить и произнести тост за нашего Льва Николаевича!
   Меня поразило не столько внезапное проявление признательности Кудасова к недавнему сопернику, сколько словечко «нашего» по отношению к Измайлову.
   - Должен официально заявить, - пошутил Егор Федотыч, - что Лев Николаевич основательно помог сыскной полиции в расследованиии этого запутанного дела и все основные выводы сообщил нам. Благодаря этому… - Кудасов, улыбаясь, помолчал. - Во время доклада начальству мне удалось похлопотать о внеочередном производстве в чин известного вам следователя - титулярного советника Зубцова. Начальство благосклонно отнеслось к моей просьбе и пообещало подать рапорт по команде.
   Присутствующие захлопали мастерству и великодушию Льва Николаевича и трогательной заботе о подчинённых Егора Федотыча. Я хлопал громче всех, поскольку любил Льва Николаевича, симпатизировал Зубцову и вполне оценил благородство Кудасова. Всё же Егор Федотыч — очень хороший человек, несмотря на свой тяжёлый характер.

   К концу вечера, посвящённого раскрытию тайн, все расстались совершенными друзьями. Лев Николаевич предложил мне слегка пройтись:
   - В моём животе поросята и осётр составили прекрасное трио, но уверен, что им требуется небольшой прогулочный антракт.
   В свою очередь, сознаюсь, что за ужином после треволнений этого безумного дня мною овладел зверский аппетит, поэтому я чувствовал, что даже дышать становится трудновато. Вот почему после слов Льва Николаевича меня посетило незатейливое откровение: «Надо меньше есть!» Согласитесь, что с такой кухаркой, как Арина, я поставил перед собой почти неразрешимую задачу, но отступать не собирался. По крайней мере — до завтрашнего дня…
   Мы вышли на Исаакиевскую площадь. Ветер совсем стих, и — липы, как же пахли липы после дождя!.. Закатное солнце утекало за Неву и на прощание погружало Исаакиевский собор в золото. На шлем собора-великана было больно смотреть, а у памятника Николаю Первому на штыке старика-часового играл золотой блик. Я подумал, что вряд ли когда-нибудь снова увижу стилет, равный по стоимости целому состоянию, но не испытал ни малейшей грусти.

   По дороге домой я не мог не вспомнить о погибшей во цвете лет Кати Бенуа. Для себя я решил, что схожу в церковь и поставлю две свечки: за упокой раба Божьего Феликса и рабы Божьей Екатерины. Наша церковь запрещает поминать самоубийц, но я верю, что Господь простит меня: Он милосерден.
   Не удержавшись, я спросил Измайлова:
   - Лев Николаевич, я чувствую, что продолжаю хорошо относиться к Кати. Но ведь это неправильно?
   - Дорогой Михаил, - ответил он, потирая белую полосу на своей бороде. - Всё дело в том, что вы знаете о Кати много хорошего. Вспомните хотя бы, как в «Пассаже» она напоила вас горячим кофе, и вероятнее всего,  этим уберегла вас от простуды.
   Он был прав: один только этот поступок Кати значил больше тысячи слов.

   Прибыв домой, мы со всем комфортом расположились в гостиной. Лев Николаевич в своём любимом русском костюме закурил сигариллу, а я успел только присесть в кресло с бокалом полусухого «Moёt», как на колени ко мне вспрыгнул Хералд и вольготно разлёгся, свесив хвост.
   - Поздравляю вас, Михаил! - усмехнулся Измайлов. - Вот к вам и пришло народное признание.
    Моим коленям туловище Хералда показалось довольно увесистым, но мне было приятно, что мы, наконец, подружились. Пока Лев Николаевич наслаждался сигариллой, я готовился к серьёзному разговору. Как только он первый раз стряхнул пепел в пепельницу, я приступил:
   - Лев Николаевич. Я хочу поговорить с вами о награде. Вы раскрыли все детали преступления…
   - Тс-с-с! - он приложил палец к губам. - Ни слова о деньгах.  Мы оба внесли свою лепту в это дело, и только лишь благодаря этому — победили.
   Я закинул руки за голову и задумчиво сказал:
   - Какие поразительные события произошли с нами всего за четыре дня. А виной всему - «стилет-убийца»! Мне даже кажется, что он привнёс в нашу обыденную эпоху дух жестокого средневековья.
   - «О, друг мой, Михаил Иванович! - засмеялся Измайлов. - Об одном прошу тебя: не говори красиво!»* Наш стилет — вовсе не тот, которым убили Генриха Третьего.
   Я был настолько потрясён услышанным, что только молча таращился на него. А он продолжил:
   - Вы же читали «Новое время», в котором репортёр рассказал историю стилета. С небольшими вариациями вы слышали её от Феликса Петровича на обеде. Разве вы не обратили внимание на исторические противоречия, связанные со стилетом?..
   Я всё ещё не мог прийти в себя:
   - Н-не обратил.… А на что я должен был… обратить?
   - Все эти рассказы про убийство французского монарха — всего лишь повторение слов Анри де Рогана, который продал вашему дяде стилет. Но давайте прислушаемся к ним внимательно.
   Исторические хроники говорят, что монах Жак Клеман ударил Генриха Третьего стилетом и распорол ему живот, да так, что у него вывалились внутренности. Вспомните: Иван Сергеевич, расхваливая стилет, назвал его «четырёхгранкой». У нашего стилета нет режущей кромки, чтобы распороть живот человеку.  Это — исключительно колющее оружие. (Меня сильно озадачили его разъяснения, но Измайлов, как всегда, логически был неотразим.)
   Идём дальше: у нашего стилета -  серебряная рукоять филигранной работы и два редких крупных изумруда чистейшей воды. 
   Теперь давайте разберёмся с историей. По легенде Папа Сикст Пятый дал Клеману стилет, чтобы убить короля: пронести под рясой, убить — и всё! Вряд ли Папа думал, что Клеману удастся спастись. Зачем же давать убийце произведение искусства, будучи уверенным, что оно не вернётся к владельцу?
   - Нет ответа, - ответил сам себе Лев Николаевич. - Ни один расчётливый человек в здравом уме, а именно таким был могущественный Папа Сикст, никогда не сотворил бы такую глупость! Значит, он дал Клеману самый обыкновенный стилет: без камней и, даже возможно, без змеиной головы на рукоятке. Эркюль де Роган, скорее всего, решил создать красивую легенду про красивое оружие. И это ему удалось.
   Мне нечего было возразить: теория Измайлова поражала стройностью и логикой. Тогда я спросил:
   - Почему же вы не остановили дядю? Позволили ему купить… обманку.
   Лев Николаевич вздохнул и улыбнулся:
   - Во-первых: он бы мне не поверил: азартные коллекционеры — всегда одержимые люди, а у Анри де Рогана было письмо Эркюля де Рогана к потомкам, рассказывающее о подлинности стилета. Эркюль де Роган — не только современник описываемых в письме событий, но и непосредственный свидетель и участник. Его слово весило очень много.
   Кстати: мы с Тибо отговорили Феликса Петровича покупать письмо де Рогана. Анри хотел за него три тысячи франков. 
   Во-вторых: я не остановил вашего дядю, дорогой Михаил,  потому что, приобретая стилет, он был по-настоящему счастлив. Видели бы вы его тогда! - Он весь светился… Поэтому я никого не стал разубеждать: ни Феликса Петровича, ни Ивана Сергеевича. В конце концов, каждый имеет право на свою частицу счастья.
   Эта мысль мне необыкновенно понравилась. Как здорово, что я встретился с таким замечательным человеком, как Лев Николаевич Измайлов! 
   А мой друг выпустил изо рта дым, посмотрел, как белая струя исчезает под люстрой, и улыбнулся мне:
   - Мне было интересно с вами работать, дорогой Михаил, -  на жизненном пути вами движет любопытство. Прекрасная черта! Я думаю, что нам не помешает ещё парочка загадок, которые вы так любите…
   Хералд ни с того, ни с сего уселся у меня на коленях. Он внимательно посмотрел на Льва Николаевича, потом на меня, прищурил левый глаз и тут же открыл.
   - Вы видели?!.. - вскричал я. - Он подмигнул нам!
   - Я же говорил, что это — удивительный кот! -  лукаво поднял брови Лев Николаевич.
   Хералд со знанием выполненного долга улёгся обратно на мои колени и прикрыл глаза. А я понял, что уже подошло время навестить мою матушку и сестру Лидиньку в дорогом моему сердцу Череповце.



Отредактировано: 23.06.2016