Страх

Страх

Она не знала, когда внутри неё поселился этот липкий, мерзкий страх, который цеплялся за её невинную детскую душу своими хваткими клешнями, не отпуская ни на минуту и постоянно преследуя её.

Почему Настя решила не говорить взрослым о том, что в её голове иногда появляются посторонние голоса, она бы затруднилась ответить. Возможно, это сам голос её когда-то предупредил, а возможно, из чувства самосохранения. Мама обязательно начала бы её водить по врачам, а те — задавать ненужные вопросы. Почему ненужные? Да потому что она не могла точно сказать, о чём эти голоса с ней говорят.

Рой чужих мыслей, заполняющих её голову, напоминал шелест деревьев. В минуты, когда она это слышала, становилось особо жутко. Хотелось забраться с ногами повыше, вжаться в мягкую спинку софы и накрыться с головой одеялом, чтобы было не так страшно. Но всё равно было страшно, поэтому девочка по возможности старалась быть всегда рядом со взрослыми, от которых исходило живое тепло. Так у нее появлялась надежда, что это тепло сможет уберечь от всего тёмного и мрачного.

Обычно это происходило, когда она оставалась в комнате одна. Протяжный женский голос начинал звать Настю по имени, зов становился все громче и оглушительней, а интонации сердитыми. Настя в такие минуты зажмуривала глаза и старалась думать о кукле, с которой так любила играть, о своих друзьях, которые жили в соседних квартирах и с которыми было весело попрыгать в резиночку и поиграть в казаки-разбойники, с задорным смехом гоняясь друг за другом по двору.

Она думала о родителях, которых очень любила и старалась быть им примерной дочерью. Стремилась всегда помочь маме с уборкой в доме и следить за младшим братишкой. Он ещё не умел ходить и, хоть вечно и пускал слюни, но был при этом очень ей дорог. Пусть родители и перестали уделять ей много внимания, Настя не по годам мудро рассудила, что её меньше любить не стали, просто их стало теперь двое, а мама с папой у них одни.

Вспоминала бабушку, которая каждое утро пекла для неё блинчики. Их Настя уплетала за обе щеки, намазывая малиновым вареньем и отхлёбывая чай из блюдечка, сначала подув на него, чтобы как следует остыл. 

Когда же голос перекрывал её мысли, в комнате начинали происходить жуткие и непонятные вещи. Что-то непременно падало на пол и Настя, открыв огромные от страха глаза, видела, как открытая книга или одна из кукол лежат на полу. Куклы обычно смотрели на неё своими стеклянными немигающими глазами, протягивая к Насте свои маленькие кукольные ручки, а раскрытые книги шелестели страницами, хотя все окна были закрыты и никакого сквозняка не было.

Встать со спасительной софы было страшно, и девочка долго сидела, не сводя немигающего взгляда с упавших вещей, пока кто-то из взрослых не заглядывал в её комнату. Но стоило отвлечься на вошедшего, как опрокинутые куклы и упавшие книги каким-то чудом сразу оказывались на своих местах. Настя спрыгивала с дивана и старалась побыстрее прижаться к родному человеку, обнимая и пытаясь получить искорку так необходимого ей тепла.

С приходом темноты девочка запрыгивала побыстрее в свою кровать, укрывалась тёплым одеялом и просила, чтобы мама сама выключила свет, так как ей ходить по тёмной комнате было страшно. Настя крепко закрывала глаза и старалась быстрей уснуть, чтобы мерзкая тварь, живущая под кроватью, не успела ее коснуться.

Если Настя просыпалась ночью, испытывая жажду, то не могла опустить ноги на пол. Это чудовище пыталось схватить её и утащить под кровать. Она долго лежала без сна. Ворочалась, кутаясь в одеяло, стараясь завернуться в него так, чтобы не было ни одной щёлочки, через которую эта тварь могла бы просунуть свои омерзительные щупальца. Но иногда всё же жажда пересиливала и тогда Настя звала маму. Сначала тихо, а потом всё громче и громче, пока та не откликалась. Мама приходила, включала свет, поила тёплой водой и баюкала, поглаживая по голове и напевая колыбельную до тех пор, пока девочка не засыпала.

Ещё Настя страшно боялась зайти в тёмный подъезд. В его тёмных грязных углах стояли полупрозрачные фигуры, сливавшиеся со стеной. Они тянули к ней свои костлявые руки, пытаясь ухватить покрепче и утащить за собой. От этих силуэтов несло чем-то замогильным, совсем как на кладбище, где над могилами летали тёмные души, которые так и не смогли обрести свой вечный покой. Настя частенько видела их, когда приходила с родителями и бабушкой на могилки ушедших родственников. 

Неупокоенные души тоже видели её: некоторые пролетали мимо, только искоса взглянув и задев ледяным шлейфом тёмной ауры, а некоторые садились напротив неё и разглядывали пустыми глазницами, в которых отражалось только тёмное марево. Настя старалась на них не смотреть, держалась покрепче за руки старших, тихонечко крестилась, как учила бабушка, и читала молитву «Отче наш». Души после этого разлетались в разные стороны и больше не донимали девочку. Почему молитва не помогала дома, девочка не понимала. Возможно, освященная земля, в которой покоились останки умерших, помогала, а может, ещё что-то.

Когда Насте нужно было идти домой, она обычно стояла в ожидании рядом со входом в подъезд и ждала, пока кто-то зайдёт в него. Затем она мигом проскальзывала следом за входящим человеком и во всю мочь бежала на свой этаж. Нажимая на кнопку звонка дрожащими руками, она с испугом озиралась по сторонам. Пока в подъезде находились люди, тени к ней прикасаться побаивались. Но стоило девочке замешкаться, а соседям зайти в свои квартиры, тени словно оживали и начинали тянуться к ней.

Проходили годы, но страхи никуда не пропадали. Голос по-прежнему шептал ей что-то своё в голове, вещи продолжали падать, а затем возвращаться на свои места. Ночное чудовище никуда не уползало, лишь становясь сильней и жирея от Настиных страхов.

Девушке было уже почти шестнадцать лет, но она, как и прежде, боялась зайти в тёмный подъезд, где мрачные тени подстерегали её, чтобы дотронуться холодными щупальцами до её теплой кожи и пустить смертельный озноб, моментально пробегающий по её телу.

На улице давно сгустились сумерки, а в подъезде как всегда, не горит ни одна лампочка. Никто не озаботился тем, чтобы включить свет, хотя это мало помогает: мрачные существа не покидают свой пост и ждут, когда Настя появится рядом с ними, чтобы забрать её тепло, насытиться им и расти дальше.

Люди проходят, останавливаются, но никто так и не входит в подъезд. 

– Была не была, – говорит Настя и бежит с закрытыми глазами, крепко хватаясь за перила и боясь их отпустить, перескакивая через две ступеньки. 

Жуткий холод пробегает по её ногам, вызывая тошноту и слабость, что-то хватает за платье и тянет за него. Настя чувствует, что скоро силы покинут её. Уродливые руки уже коснулись сердца, которое сначала билось сильно и быстро, но постепенно замедляет свой бег и, кажется, вот-вот остановится. Сил держаться за перила нет, а до квартиры всё ещё далеко. Дымчатые силуэты, насытившись Настиными страхами, выходят из своих углов и тут же оказываются совсем близко. Тянут за волосы, руки, ноги, одежду, заставляя девушку оторвать руки от перил и неудержимо влекут за собой. И Настя отпускает, следом оказываясь по ту сторону стены. Вырывается, но полупрозрачная стена не хочет пропускать её обратно. Она видит, как проходят родители с братишкой, который уже школьник. Видит, как любимая бабушка, опираясь на клюку, проходит мимо стены, за которой находится Настя, смотрит сквозь неё и тихонечко крестится.

Настя кричит, стучит кулаками об эту стену, но никто её не слышит и не видит. Она поселилась здесь навечно, в мире, где бродят её и чужие страхи.


Наденька играла с любимой куклой, когда услышала тихий шелест голосов. 

– Забери! Спаси! 

Наденька посмотрела по сторонам, но никого не увидела. Книга упала со стола и зашелестела страницами, а кукла, которую она держала на руках, вдруг приподняла свои фарфоровые ручки ей навстречу и посмотрела пронизывающим взглядом стеклянных глаз. 

– Мама, мама! – с криком бросилась она из комнаты, бросив куклу на пол, обхватила мать за талию и, уткнувшись ей в живот, заплакала.

– Что случилось?

– Там, там... книга упала, и кукла страшная, – заикалась девочка, – мне страшно!

Они пошли в комнату, но книга лежала на месте, а кукла спокойно сидела рядом с остальными игрушками. 

Впрочем, всё как всегда!