Страна без чудес

1

Чистый лист объял меня скользкими красными кончиками, продираясь через протестующие вопли жертвы, прожевал, проглотил и продолжил фланировать по вселенской изогнутой плоскости, полнившейся вмятинами человеческих столкновений. Осознание рвалось на составляющие сознания, боролось с Витгенштейном, объясняя само себя без способа объяснять, но, несмотря на житейские трудности, бытовой хаос и упругость безвременного пространства, продолжало подвергаться упреку составного глагольного сказуемого.

В череде происшествий произошло то самое совершенно невероятное событие, но без женитьбы, ведь сущего и представляющегося нельзя было осознать неявленным сущему сознанием. Дискурс дробился, рождал смыслы, но, казалось бы, наконец-то явил меня самого чему-то, что мыслилось сущим миром.

Чистый лист снаружи был лишь бумажкой, одетой в тонны бюрократических надписей без смысловой нагрузки, но был бумажкой нужной, обязательной, важной, а потому лежал возле граммофона, играющего ре-мажорную часть бетховенской «Сонаты № 2», и мыслился как какое-нибудь письмо с изображением улыбающегося и влюбленного желтка в форме визуального дезодоранта, который оставил тот самый офисный планктон с серьёзным лицом и в черных очках.

Происшествия, листы, борьба, революционные настроения и литературные реминисценции остались снаружи листка, а явленный я оказался в нигде. Тут было тепло, приятно, просторно, тихо, но не холодно, суетливо, тесно или шумно, точно нет.

Образ моего тела шествовал по мертвым городам, улыбался, курил сигарету без фильтра, а на самом деле просто лежал и слушал отголоски сонаты из реальности, ведь без всего прочего нет и всего конкретного, о чем я думал или мог бы задуматься. Было так приятно не размышлять, оставаясь вне суетливой реальности, рвущей связки. Хорошо, конечно, жить вне, за, под и из, но часто всё рушит часто повторяющееся НО. Этот случай был из тех.

Внезапно мой приступ отдыха прервала синяя гусеница, возникшая из немыслимого чего-то, нашептала про неизменность личности, а когда возвращалась в свое ничто, пискнула что-то про оставленного друга Локка, страну счастья и... И обрубило отсутствие реальности, и я вспомнил правду жизни, неизменность меня самого, попытался вырваться из ворвавшегося в череду событий себя, но сам себе помешал беспамятством и отсутствием всего сущего. Мне бы позавидовал сам Ганц из шара.

— Фух... Вот же оно! Кто засунул моё заявление на отпуск сюда? Эдисон, собирай чемоданы!