Страшное желание

Вы замечали, что заболевать начинаешь, когда внутренне себе это позволишь? Помечтаешь: «Вот бы! Не ходить на работу. Чтоб тебя пожалели. Можно дать себе право на отдых. Вот бы!»

И на следующий же день что-то горло запершило. Но ты продолжаешь работать — подумаешь! Ведь не умираю же ещё! А через день голова квадратная, в ней всё гудит, и к вечеру — температура.

«Ну вот, всамделишная болезнь, — облегчённо думаете вы. — Можно послать подальше все свои обязанности». И вы звоните с чистой совестью начальнику и скрипучим голосом объявляете, что заболели. Пусть справляются без вас. Ещё несколько звонков по другим обязательствам — и вы свободны как птица.

Ну разве что связаны болезнью — но это пустяки по сравнению с остальным.

Я болела редко, но самозабвенно, с наслаждением, иногда с мученическим лицом и капризами.

Когда мне становилось значительно хуже — я вдруг осознавала, отчего я заболела, обещала заботиться о себе и благодарила Бога за передышку в делах. И старалась выздороветь. И выздоравливала. И, конечно же, забывала все обещания — ведь жизнь уже налаживалась.

Сегодня я вдруг подумала: «А что если я умру?» Немного испугалась этой мысли, потом обсмотрела, пощупала её со всех сторон. И поняла: вероятно, это не так страшно, как говорят те, кто здесь остаются. И поняла, что здесь меня ничто не держит.

Ипотека? Придётся крутиться другим, а не мне. Наконец-то.

Дети? Немножко жалко, но им будет хорошо у дедушки и бабушки. Справятся — и дети, и мои родители.

Муж? Будет плакать, винить себя. Пусть.

Недописанные и ненаписанные книги? Ради чего? Ради славы и известности? Или ради того, чтобы просто сказать что-то важное для тебя? Ради того, чтобы меня прочитала пара десятков человек? Или даже пара миллионов? Нет, это не держит.

Я представила мир без меня. Мир не рухнул. Я посмотрела на свои босые вытянутые ноги. Представила их неживыми. Будут белыми, чуть синеватыми, вот эти прожилки, сухожилия станут выделяться сильнее, заострятся.

Страшно и не страшно.

Муж пришёл из аптеки. А ведь сначала говорил: «С тобой в аптеку не пойду, неохота». А тут сам сходил. Принёс лекарства.

Я зашлась в кашле, выдирающем внутренности. Сложилась калачиком, отвернулась к стене. И такое равнодушие внутри. Или полное принятие? И чего они все так боятся смерти? Это же свобода, полная и абсолютная, от всех глупостей, которыми мы тут, в этом мире, занимаемся.

Дочка пришла, провела рукой по лбу. Увидела случайную слёзку в уголке моего глаза — испугалась. Я быстро отвела взгляд. Она наклонилась, поцеловала мой лоб — нет ли температуры. Совсем как я делала, когда они, дети, были совсем маленькие. Погладила и отошла. Включила телевизор.

Знакомая мелодия. Знакомые голоса. Копатыч? «Смешарики»!

Ладно, пожалуй, посмотрю «Смешариков».

Поворачиваюсь от стенки к телевизору. Смотрю.

Смерть по собственному желанию не случилась.

Желание переменилось.