Страшные сказки

Гробовщик

Солнце медленно опускалось за горизонт, и его огни, разлившиеся по водной глади, неспешно угасали. Размашистый алый веер уже сильно сузился, а скоро вовсе превратится в ниточку, скользнёт по берегу, верхушкам зелёных елей, пикам далёких гор и сгинет. Это послужит самым красноречивым приглашением для луны – царицы серебряной и промозглой ночи – занять небесный трон. 

Арнольд Хоррисон, скромный банковский служащий средних лет, смотрел, как увядают яркие краски, как им на смену приходят холодные, неуютные, отчасти жестокие цвета, и дивился – дивился искренне и неустанно: сидя в своём тёмном кабинете, топая с работы, засыпая в зашторенной и закрытой со всех сторон квартире, он и подумать не мог, что каждый вечер происходит такая борьба в небе. Впрочем, и само солнце, и воду он пристально рассматривал последний раз на фотокарточке, всегда стоявшей на его рабочем столе, – Арнольд очень любил, чтоб время от времени можно было отвлечься от приторно ровных чёрных цифр и рядов таких же букв на что-то более приятное глазу. На фотокарточке было запечатлено море, синее-синее и бушующее, с таким же веером посередине, но ярко-жёлтым. Арнольд часто на него смотрел, и в голове вспыхивала мысль отправиться в похожее место, но также стремительно улетучивалась, стоило только ещё одной стопке документов взгромоздиться на его стол. 

Арнольд машинально провёл по внутреннему карману пиджака, дабы проверить, на месте ли коротенькое бумажное письмецо – виновник его необычной вылазки. Мужчина обнаружил его ранним утром в пожелтевшем от времени конверте прямо перед входной дверью, спешно собираясь на работу. Он распаковал и прочёл письмо на ходу: говорилось, что дядя Арнольда скончался, переписав на того всё имущество, что следовало бы приехать и решить судьбу причитающегося по закону, отдав умершему последние почести. Три дня Арнольд размышлял, ещё день обдумывал поездку и полдня отпрашивался с работы. А после в двое суток дилижансами добрался до широкого русла реки, за которым располагалась деревушка, указанная на конверте как адрес отправителя. На крохотной пристани он обнаружил одну-единственную лодку и парнишку, стругавшего новенькое весло. Пара медных монет стала весомым аргументом, чтобы вставить в уключину едва готовую работу и взяться за перевозку клиента. И вот Арнольд, находясь посреди широкой реки, любуется вечерним небом.    

Мощное течение бьёт лодку в борт, нос то и дело норовит вильнуть в сторону, но парнишка-кормчий ловко обходится с вёслами и ведёт лодку ровно. Кажется, это даётся ему немалыми усилиями. Когда до берега было уже рукой подать, паренёк глубоко вдохнул и на выдохе оттянул вёсла от бортов, после отпустил их, принявшись растирать распухшие от работы мышцы.   

— Отдохну, сэр... — произнёс он, чуть отдышавшись. — Вода уж больно быстро бежит... Умаялся...

Светловолосый парнишка растирал поочерёдно то одну руку, то другую, не забывая смахивать крупные капли пота со лба. Тонкая рубашонка его тоже была насквозь промокшей. Арнольд всерьёз подумывал накинуть ему ещё несколько шиллингов сверх уже заплаченного. За старательность.

Арнольд перевёл взгляд на берег: в крепчающем лунном свете чернели небольшие фигурки домиков, действительно громадные деревья и (дальше всех, еле заметные) кресты и похожие на могильные плиты прямоугольники.

— Так как тебя звать, парень?

Кормчий отвлёкся от своего занятия и поднял на Арнольда большие зелёные глаза.

— Джек, сэр.

— Скажи, Джек, что слышно об этой деревушке? Много народу реку переплывает?

Парнишка почесал затылок и нахмурился.

— На самом деле, как рыболовный сезон начался месяц назад, вы первый. До этого много людей на тот берег просилось – молодёжь, в основном. Давали пенсы, иногда шиллинги, один улыбчивый джентльмен целый серебряный фунт отдал! То-то дома обрадовались, — парнишка грустно вздохнул и опустил руки на вёсла. — А теперь только рыбу ловлю. Не хотят переплывать. Что тот, что этот берег...

— А ты сам, Джек, в деревне был? 

Он пару раз невысоко поднял вёсла, будто примериваясь, привыкая к весу. И только потом ответил:

— Незачем мне, сэр. Там одни старики живут. Ещё места неуютные: тихо так, пусто, рыбы по берегам нет. А видите деревья эти большущие? — парнишка вытянул руку, указывая в сторону деревни, а затем вновь положил на весло. — Раньше ещё зелёные были, а за последний год ни одного листочка не выросло. И трава там у воды только, чуть дальше зайдёшь – так пустырь пустырём. Я лучше своего бережка держаться буду. А как покажется кто на той стороне, я ж вмиг доплыть смогу. 

Арнольд ещё раз оглядел деревушку: деревья и правда были голыми, стояли, растопырившись кривыми ветвями во все стороны. Он подумал, почему ж сразу не приметил такой странной особенности? Ведь почки давно раскрылись, и всё вокруг цвело. Только подумал и сразу понял: ни в одном окне не горит свет, не зажжён ни один фонарь. Что-то засосало у Арнольда под ложечкой. На лавке резко стало неудобно сидеть, а ветер показался чересчур холодным и цепким.

— Джек, может ты знаешь человека по имени Феликс Хоррисон. Это мой дядя. Я и плыву его... проведать.

Парнишка скривился.

— Нет, сэр. Я там одного только человека знаю – деда-гробовщика. Домишко его на самой окраине, у кладбища. Страшный дед этот. Глаза большие, злые. Всё время в грязном плаще ходит, с заплатками; и солнце печёт, и снег метёт, а он всё в плаще. Не разговаривает ни с кем, по улице идёт – что-то себе под нос бубнит и озирается. А знаете, сэр... — парнишка пододвинулся ближе к Арнольду и понизил голос. — Поговаривают, что бесовской он – дух нечистый сидит и мучает, мучает, пока совсем не изведёт. А пока не извёл, дурные вещи творить заставляет. Сам видел, как он на прохожих кидался, кричал, что вера наша дурная, и проклинал. Всех проклинал.