Страсть контодьера

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В большом зале замка-крепости властителя небольшого города Римини синьора Сиджизмондо Малатеста раздавались веселые голоса, смех, звон бокалов. Великолепие убранства и одеяний поражала воображение. По залу сновали слуги, разнося гостям всевозможные роскошные яства.  Синьор Сиджизмондо – прославленный воин, большой ценитель искусства и покровитель поэтов, живописцев, скульпторов – творцов этого искусства – устраивал пир в честь недавно прибывшего в Римини Луиджи Пульчи – автора нашумевшей комической рыцарской поэмы «Маргантэ». Гости обсуждали новое произведение, беседовали о влиянии творчества на жизнь.

 – Друзья мои. – Поднялся из-за стола хозяин. – Я восхищаюсь вашим талантом и преклоняюсь перед вашими творениями. Но никто и никогда не заставит меня поверить в то, что набор слов, пусть даже собранный в гениальном сочетании, может изменить судьбу человека. Так, никакое стихотворение не изменит ход битвы. И не заставит женщину полюбить того, кого она ненавидит всей душой.

Один из гостей полюбопытствовал: а что же скажет синьор Малатеста о сонетах великого Петрарки, в которых он воспевал свою любовь к Лауре?

– Искусство отражает мир, – возразил хозяин, – и Петрарка лишь описывал свои чувства, но не заставил с помощью стихов полюбить себя.

– Искусство заставляет нас по-другому взглянуть на вещи, привычные для нас. И иногда действительно меняет нашу жизнь, –  откликнулся Луиджи Пульчи.

Разгоряченный спором, синьор Сиджизмондо вскочил из-за стола. Небольшого роста, тщедушный, он, тем не менее, излучал силу и властность.

 – Хотите пари? – крикнул он. Ни для кого не секрет, что синьора Джиневра д'Эсте – моя жена – не любит меня. Отец выдал ее замуж, так как почти разорился, а я обещал ему денег в обмен на красавицу-дочь. Так вот, сейчас я прочту стихотворение, которое пришло мне в голову нынче ночью. Если Ваши слова, любезный синьор, верны, – (он обернулся к гостю, говорившему о Петрарке), – синьора Джиневра должна влюбиться в меня без памяти. Ставлю пятьсот эскудо на то, что этого не произойдет.

С этими словами синьор Малатеста бросил на поднос посреди стола большой кошель из темно-синего бархата; послышался звон монет. Затем вельможа велел слуге позвать синьору Джиневру. Тот, низко поклонившись, выбежал из зала. Гости, смеясь, тоже стали делать заклады. Одни приняли сторону хозяина, другие поддержали человека, утверждавшего, что искусству подвластно все.

Не участвовал в общей затее только один человек. Его строгое белое монашеское одеяние смотрелось довольно странно среди щегольских камзолов. Это был известный Иоанн Анний из Витербо, нашедший в библиотеке одного из храмов старинные тексты латинских и греческих авторов.  Сиджизмондо Малатеста привлекал монаха своей заинтересованностью в искусстве, но между ними нередко происходили жаркие споры, когда монах пытался высказать свое отношение к поведению знатного синьора. Вот и теперь… 

– Что, брат Иоанн, – криво усмехнулся синьор Сиджизмондо, – Вам не нравятся наши развлечения? Или Вы не согласны ни с одним из нас?

Монах покачал головой.

– Сотворение чудес подвластно лишь Господу нашему и его святым. То, что Вы сейчас желаете совершить, синьор, кощунственно и богохульно, – проникновенным голосом, словно читая проповедь, проговорил он. 

Малатеста нахмурился.… 

От вспышки его гнева брата Иоанна спасло то, что в зале появилась молодая болезненно-красивая женщина.  Темно-бордовое платье с длинным шлейфом наводило на мысль о трауре.

– Вы звали меня, синьор? – голос ее, как и весь внешний облик, выражал печаль и скорбь.

Сиджизмондо подошел к жене, поцеловал руку. При этом на лице женщины мелькнула гримаса отвращения. Это не осталось незамеченным несколькими гостями, а служитель Бога многозначительно покачал головой.

– Синьора, – обратился Сиджизмондо к жене, делая вид, что ничего не произошло, – не могли бы Вы оказать нашему обществу небольшую услугу?

 Не дожидаясь согласия, он впился взглядом в ее глаза и медленно продекламировал:

Я нашел себя в тебе;

Я нашел тебя в себе.

Я нашел нас в этой странной

И запутанной судьбе.

Нас нашел назло врагам,

Что давно мешали нам.

Я нашел нас, и разбилось

Мое сердце пополам.

С половиной сердца я

Жить смогу, тебя любя;

А тебе отдам другую,

Если любишь ты меня.

Если ж я тебе не мил,

Или твой остынет пыл,

То верни тогда полсердца,

Что тебе я подарил.

Замолчал, пронзая супругу цепким взглядом. Присутствующие также словно застыли в некоем ожидании. Ожидании чего-то, чему нет и не может быть названия. Прошли пара томительных минут, казавшихся всем долгими часами... Затем Малатеста резко отпустил руку, которую держал в своей, и громко расхохотался. С преувеличенной любезностью поклонился супруге:

–  Благодарю Вас, синьора. Не смею больше задерживать.

Та поспешно покинула зал. А Малатеста снова обратился к гостям:

–  Ну, синьоры, как вы все могли убедиться, наш маленький эксперимент не удался. Вы, уважаемый церковник, можете не беспокоиться: из меня не вышло нового Христа; и я не собираюсь отбирать у церкви ее права на разные трюки и дешевые чудеса.

Монах с ужасом и отчаянием смотрел на человека, посмевшего произносить подобные слова:

–  Синьор Малатеста, не богохульствуйте!

 Но тот в ответ только снова рассмеялся. Малатеста был абсолютно равнодушен к вопросам религии; а ужас и негодование, которые он наводил на верующих людей своими словами, только забавляли этого человека.