Страсти кардинала Грейвса

Глава 4. Спасение от позорной смерти

- Я надеюсь, он вас сифилисом не заразил, - сказал кардинал Грейвс.

- Нет, конечно же. Близость у нас была еще до того, как он ходил в публичный дом, - с облегчением ответила мадонна Голдштейн.

- И что вы намерены делать? - спросил кардинал Грейвс.

- Я? Это я у вас хотела спросить. Потому что я не знаю, как мне поддержать умирающего мужа. Я очень боюсь, что Эмилио умрет, - призналась мадонна Голдштейн.

- Нет, он выживет. Я почти знаю это, - с железной уверенностью сказал кардинал Грейвс.

- А если не выживет? Что я буду делать без моего Эмилио? Я потеряю одним махом благосостояние и положение в обществе, - сказала мадонна Голдштейн с некоторым смущением.

Какая меркантильная женщина. Нет чтоб о любви подумать. Но она, скорее всего, мужа не любит. Кардинал Грейвс почувствовал, как в нем промелькнула какая-то слабая, как свечение, надежда. Будто бы он рад тому, что Порпентина Голдштейн не влюблена в своего законного мужа.

- Не бойтесь, я защищу вас, если случится неизбежное. Вы сможете жить у меня на вилле, а потом я выдам вас замуж, - пообещал кардинал Грейвс.

- Вы обещаете это? - спросила мадонна Голдштейн в смятении чувств: кардинал Грейвс достаточно хорошо читал в сердцах людей, чтобы заметить это.

- Да, обещаю. Вы не потеряете свое положение в обществе, все будет хорошо, я позабочусь о вашем будущем. Знаете, мадонна Голдштейн, вы ведь единственная женщина, кому приятны и понятны мои советы, - вдруг признался кардинал Грейвс.

- Странно, ведь ваши советы - как живительный бальзам на раны моей души. Неужели они больше никому не нужны? - певуче спросила мадонна Голдштейн.

- Никому. Пока что никому. Вокруг меня не толпится куча девиц, желающих узнать мое мнение по поводу их беспечной жизни, - пошутил кардинал Грейвс.

Мадонна Голдштейн залилась болезненным смехом.

- Это мило. Право же, кардинал Грейвс, вы помогаете мне своими советами. И я уверена, что и той толпе девиц ваши советы помогли бы, - осторожно сказала мадонна Голдштейн, закончив смеяться.

- Я уверен, что ваш муж переживет сифилис и излечится от него с успехом, - сказал кардинал Грейвс.

- Вы так думаете? Я ведь не переживу его смерти, - в глазах мадонны Голдштейн показались слезинки.

- Вы так любите его? - задал мучивший его вопрос кардинал Грейвс.

- Люблю, конечно, - наверное, сейчас Порпентина Голдштейн соврала, но кардинал Грейвс точно не был уверен, - Я же говорила вам, что между нами есть что-то нежное.

Она говорила так убедительно, что кардинал Грейвс ей поверил.

- Тогда я буду помогать вам в любых ваших начинаниях, - участливо сказал кардинал Грейвс. 

Они трогательно простились, пожимая друг другу руки. Кардинал Грейвс еще долго смотрел вслед уходящей мадонне Голдштейн. Кажется, она, как и предполагал кардинал Сфорца, - единственная женщина в его жизни. Но он у нее просто советчик, наперсник, или что-то навроде того. Кардинал Грейвс хмыкнул и отправился на второй этаж. И внезапно он увидел прелестную женщину, которая, кажется, подглядывала в замочную скважину.

- Мадонна Борджиа, чем обязаны вашему присутствию? - спросил кардинал Грейвс.

Девушка, как нашкодившая служанка, тут же выпрямилась и розы расцвели на ее ланитах.

- К-кардинал... Грейвс? - вопросительно подняла бровь Лукреция Борджиа.

- Что вы здесь делаете, мадонна Борджиа? - осторожно спросил кардинал Грейвс.

- Пришла к кардиналу Сфорца, и не решаюсь зайти, - сказала Лукреция.

Ой-ой-ой. Кажется, тут замешана любовная страсть. Причем, обоюдная. Асканио не так прост, раз сказал только, что он любит Лукрецию. Но кажется, его сильное чувство нашло отклик в ее душе.

- Почему не решаетесь? - спросил кардинал Грейвс.

- Кардинал Сфорца молится, - пояснила Лукреция Борджиа, - Я не хочу его беспокоить.

- Тогда подождите его, пройдемся вместе, - предложил Лукреции руку кардинал Грейвс.

- Хорошо, - расцвела Лукреция.

Кажется, она питала необъяснимую симпатию к англичанину Грейвсу. И почему? Может, ей нравятся иностранцы? Но кардинал Грейвс бегло говорил на итальянском и отлично знал латынь. Его можно было даже принять за итальянца, если б не фамилия.

- Кардинал Грейвс, я приехала из Пезаро навестить отца, - сказала Лукреция, опираясь на предложенную ей руку.

- С вами хорошо обращается Джованни Сфорца? - осведомился кардинал Грейвс.

- Боюсь, что нет. В первую нашу ночь он меня из-на-си-ло-вал, - по слогам сказала тихо Лукреция.

- Как он мог? А я думал, что он достойный дворянин, - сказал кардинал Грейвс с негодованием.

- Я тоже так думала, - певуче сказала Лукреция Борджиа, - Но он оказался не таким, как я ожидала.

- И вы хотели об этом рассказать кардиналу Асканио? - спросил кардинал Грейвс.

- Мы с кардиналом Асканио очень дружны, - сказала Лукреция, и щеки ее расцвели краснотою, - Хоть он сейчас молится, но будет рад меня видеть.

Конечно, дружба. Лукреция лукавит, кардинал Грейвс это понимал. Но он не решался ей возразить. Все таки, прекрасная юная мадонна. Не надо ей грубить. Хотя кардинал Грейвс знал, что Лукрецию и Асканио объединяет что-то большее, чем дружба. Они уже целовались? Кардинал Грейвс не знал, но догадывался, что да.

- Дружны? О, это хорошо. Ведь он - мой единственный друг, - признался кардинал Грейвс.

- Это мило, - сказала Лукреция нежно, - Потому что он достоин такой дружбы. А о чем вы с ним говорите в основном?

"О женщинах", - чуть не сказал правду кардинал Грейвс.

- О политике, - слукавил он.

- Политика? Вы пьете вино и говорите о политике? Право же, вам под стать Макиавелли из Флоренции, - сказала Лукреция.

- Макиавелли? Вы с ним знакомы? - поднял бровь кардинал Грейвс.

- Да, видела его. Он приезжал. Такой тонкий политик, хоть ему всего двадцать два года, - рассказала Лукреция, - Он какой-то секретарь какого-то совета, я уже и не помню. Кажется, он даже политический трактат пишет. А вы тоже пишите трактат?