- Ты, что совсем рехнулась? Дура! Какой второй ребенок. Тебе, что одного урода мало? – гремел голос отца, которого Идочка теперь очень боялась.
- Ида не урод! – плакала мама, - Она особенный ребенок, только и всего.
- Все бабы нормальных детей рожают, только ты, дура, особенных!
- Второй ребенок может быть совершенно нормальным!
- Ты, вообще, спасибо скажи, что я тебя вместе с ней из дома не выгоняю!
- Лучше бы выгнал, чем каждый день терпеть такое!
- Хватай свою особенную и проваливай!
- Сволочь! Ида - твоя дочь! – выкрикнула женщина, - Как ты можешь?!
- У нас в роду все нормальных рожали! Может ты нагуляла ее с кем-то!
- Ты сам урод! – мужчина получил пощечину.
- Тварь! – процедил сквозь зубы он. Послышался звук нескольких ударов, стоны мамы, а потом хлопнула дверь.
Папа не всегда был таким. Ида помнила, как он любил ее и маму, как волновался, что их девочка не разговаривает, не смеется, не шалит, как все дети ее возраста. Она просто очень внимательно смотрит, когда папа играет с ней, стараясь развеселить. Тогда ей нравился его низкий голос, который как эхо повторялся в голове. Одна волна догоняла другую. Они накладывались друг на друга, и где-то внутри маленькой девочки появлялось приятное дрожание, к которому та старательно прислушивалась. То, что видела Идочка, тоже изменялось от этого голоса. Она старалась больше рисовать, чтобы родителям было понятней. Из маленьких разноцветных кружков составлялись удивительные мозаичные картины. Только родители не могли понять, что же на них нарисовано. Однажды они долго ехали на машине, потом ходили по очень длинным и светлым коридорам, заходили в разные кабинеты. Везде было интересно, особенно Ида старалась запомнить одну из ламп, которая переливалась как крылышки стрекозы, что прилетала и садилась на листья дикого винограда возле ее окна.
«Аутизм» - таким красивым показалось это слово. Оно плавной волной прокатилось и вызвало легкое покалывание в кончиках пальцев. В тот день мама первый раз сильно плакала, долго разговаривала с белым человеком и ее голос иногда становился громким и резким, таким, что появлялась боль, где-то внутри головы. А потом домой пришла полная женщина с желтыми бусами и ругала папу, говорила, что всегда была против, чтобы он женился на этой дряни. А папа почему-то называл ее мамой. Почему? Ведь мама же не она. Все громко разговаривали, Идочку никто не замечал. Наверное, потому что она была маленькой, а все большими. И маленькая девочка решила подпрыгнуть. Получилось невысоко. Надо постараться еще выше. И она подпрыгивала, стараясь вытянуть при этом шею.
- Что это за идиотизм?! – кричала женщина в желтых бусах. От ее голоса сильно заболело в голове. – Как, ты, мой сын, можешь жить в этом дурдоме?!
Пришлось закрыть уши ладошками. Так было легче. И постараться подпрыгнуть повыше. Мама плакала, закрыв рот обеими руками. Солнце, что светило в окно, делало ее слезы переливающимися, как стрекозиные крылышки. Папа взял со стола бутылку с блестящей пробкой и ушел. Женщина в желтых бусах закричала на маму, что она испортила жизнь ее сыну. А мама взяла Идочку на руки, крепко прижала к себе и унесла в ее комнату на втором этаже. Потом долго качала как маленькую.
Папа перестал играть с дочерью. Теперь, когда он громко разговаривал, у нее все дрожало внутри. Казалось, что руки становятся совсем слабыми, даже карандаш не хотел рисовать кружочки. Не получалось встать и убежать. Оставалось только сидеть, слушать и ждать, когда эта дрожь успокоится.
Сегодня Ида долго сидела, глядя в окно. В зарослях дикого винограда пел сверчок, и песня его понемногу успокаивала. Усеянное звездами небо стало светлеть. Поднималось солнце. В его лучах летали друг за другом несколько стрекоз. Девочке показалось, что они зовут ее куда-то. Она забралась на подоконник. Оказалось, что решетка для плетей винограда совсем рядом, можно по ней спуститься и пойти посмотреть куда улетают стрекозы. Калитка легко открылась. Улица была пустынна. Вдруг послышался голос отца. Страх заставил искать убежища, и она спряталась за огромными кустами флоксов, что росли вдоль забора. Папа ее не заметил. Он шел, качаясь и разговаривая сам с собой. На белые и розовые зонтики цветов прилетали пчелы. Ида долго рассматривала как они целуют каждый цветочек. Тут большая тень закрыла ей солнце. Над ребенком склонился человек с белыми волосами и бородкой.
- Ида, доброе утро! Что ты делаешь здесь в такую рань? Мама знает, что ты гуляешь одна? Пошли-ка, детка, мы с Чапой проводим тебя.
На поводке он вел совсем маленькую, будто кукольную, собачку. Голос человека с белыми волосами понравился. Он протянул девочке руку и помог выбраться из ее убежища. Пока шли домой, что-то рассказывал, улыбался. Игрушечный Чапа бежал вперед, тянул за поводок. Когда большой человек нажал на кнопку у калитки, Идочка услышала голос папы:
- Спишь, что ли, ты, дура? Кто к тебе в такую рань шляется? Что, тот кобель пришел, с которым эту идиотку нагуляла?
- Совсем ум потерял… Ребенка разбудишь.
За воротами послышались быстрые легкие шаги. Отворилась калитка:
- Дядя Тимур! Доброе утро! Что-то случилось?
- Да, я, Неллечка, вашу Идочку… Ой, где же она? Только что здесь была, - он оглянулся по сторонам. – Вон она, за угол пробежала!
- Ида… спит еще…
- Вы уверены? Проверьте все-таки.
Женщина встревоженно оглянулась на дом, на окно второго этажа.
- Не может быть! – и поспешила в дом.
Детская была пуста. Одеяло откинуто. На полу, на подоконнике с десяток новых рисунков. Нелли подбежала к окну и выглянула наружу.
- Нет… Боже мой! Не может быть!.. Не может быть…
Она бросилась на улицу. Пьяный муж хотел что-то сказать, но только махнул рукой.
- Дядь Тимур, Идочки нет! Помогите! Ее надо найти! Надо что-то делать!.. Она же маленькая совсем… одна… Она же не говорит…
- Так, ты не паникуй! Я участкового сейчас наберу.