Стрекоза

Стрекоза

I

Закат уже отцветал, окрашивая сельву гиацинтовыми тенями, когда в палатку падре Леонсио вошёл посетитель. Пот расчертил его пыльное лицо светлыми грязными полосами, отчего оно казалось комично-страшной маской. Рыжие усы, подёрнутые патиной ранней седины, впалые чёрные глаза, подавляющие холодом и властностью, крючковатый породистый нос, невысокий рост, широкие плечи, вычищенные до зеркального блеска доспехи, несколько помятые в битвах – если вы всё это представили, то увидели генерал-капитана дона Эрнандо де Соледадоса. Конкистадор подошёл к одру священника и окинул больного внимательно-рассеянным взглядом.

– Всегда хотел умереть на рассвете, – прохрипел падре Леонсио, тяжело дыша и шлёпая губами. Он даже не глянул на вошедшего, светло-голубые рыбьи глаза умирающего всматривались в нечто, видимое лишь ему одному. – Бог редко спрашивает нас о наших мнениях. А мог бы, – он судорожно закашлялся и истомлённо прикрыл веки. – Нас, служителей Его имени, так мало в этой дьявольской земле…

Генерал-капитан ничего не ответил. Его почти чёрные, спёкшиеся губы, казалось, срослись. Падре тяжело повернулся, отхаркнул мокроту в таз, находившейся прямо на постели с левой стороны от груды мешков, заменяющих больному подушки. Сидящий на низеньком пеньке юный монашек в серой рясе вскочил и поспешно протянул падре кружку с целебным питьём. Рука монашка заметно дрожала.

– Не хочу эту гадость, – капризно прохныкал больной, – дай мне спокойно умереть, Иносенсио. Всё равно я не доживу до рассвета.
– Отряду нужен новый священник, – нарушил молчание неприятный, будто карканье вороны, голос дона Эрнандо.
– Идти с пятьюстами воинами в дикую сельву было безумием, – вздохнул Леонсио. – Не жалеешь? Из пятисот служителей Господа и короля осталось сто! Как много жизней забрали эти проклятые болота! Впрочем, полагаю, это было разумное безумие…
– Девяносто шесть. Нет.
Умирающий забулькал, закашлял. Присмотревшись, монашек понял, что падре смеётся.
– Посмотри, Иносенсио, – наконец, выговорил больной, – посмотри на этого скупца! Он жалеет лишнего слова даже для умирающего! А ведь я, пожалуй, единственный на этом свете, кто помнит его ещё рыжим парнишкой с восторженными глазами… А помнишь, дон Эрнан, как мы…

Но новый сип и бульканье прервало речь священника. Что-то рвалось из его груди, что-то хриплое, колючее. Возможно, душа. Падре вырвало, монашек заботливо забрал вонючий тазик и хотел вынести, но падре поднял слабую руку.
– Иносенсио… подойди. Я рукоположу тебя властью, данной мне папой…

Монашек вздрогнул, испуганно глянул на коренастую фигуру генерал-капитана.
– Я не могу, – прошептал, побледнев. Вся его тощая, неуклюжая фигурка будто сжалась.
– Не время скромности. – Грудь падре тяжело вздымалась, будто преодолевая нечто давящее на неё. – Ты должен. Отряд не может остаться без священника…
– Но я… Мне нельзя… я… По канонам…
– К дьяволу каноны, – обрубил дон Эрнандо.
– Но совершённые мной таинства будут недействительны, – пролепетал Иносенсио в отчаянии. Его лицо стало белым, губы дрожали.
– Даже если ты убил родного отца и изнасиловал собственную мать, – прохрипел падре, – я всё равно посвящу тебя. Не ради тебя, ради этих людей. А там – Бог рассудит… Кто сбережёт свою душу – погубит её, и кто погубит — будет спасён…

Тазик будто сам выпрыгнул из рук монашка, заливая земляной пол отвратительной жижей. Иносенсио шагнул к постели, опустился на колени, взял руку умирающего и, целуя её, прошептал дрожащим голосом:
– Прошу вас, не…
– Во имя Отца и Сына… – падре возложил другую руку на голову юноши и прочитал молитву рукоположения, самую короткую из всех, что дон Эрнандо слышал прежде. Почтительно-высокомерно дослушав, генерал-капитан развернулся и молча вышел из душной, пропахшей миазмами палатки.

Падре Леонсио скончался спустя полтора часа.

II
Они увидели её, когда вышли к широкому горному озеру, блистающему в свете луны. Обнажённое, тёмное тело было разрисовано белыми красками в причудливый орнамент. Девушка – или богиня? – спокойно ожидала отряд, стоя на ровном просторном камне. Шепчущие волны жадно облизывали его, порой касаясь водяными языками босых ступней.

Девушка подняла ладонь и заговорила на языке, казалось, состоящем из одних согласных шипящих.
– Приветствую вас, гости, – дрожащий от ужаса переводчик-абориген из племени вепрей, выброшенный вперёд властной рукой дона Эрнандо Соледадоса, заторопился переводить причудливый язык дочери Солнца. – Бог Солнце велит с любовью встречать гостей, приходящих с добром, и отвечать злом на зло тех, кто пришёл со злом. Добро ли вы принесли его детям?

Иносенсио тайком залюбовался её совершенной фигурой.
– Какая она… смелая, – невольно вырвалось у него.
– Ага, – рядом ухмыльнулся кто-то из воинов, – интересно, в постели тоже смелая? Сиськи мелковаты, но хороши… Вот бы сейчас…

Иносенсио залился краской, услышав заветную мечту «боевого товарища» и глянул на генерал-капитана. Интересно, дон Эрнандо тоже думает о том, как надругаться над совершенным созданием Божьим? Каменное лицо предводителя не отражало никаких эмоций.
– Скажи ей всё, что полагается в этих случаях, – велел генерал-капитан. Переводчик повиновался.
– Закатай губу, Алонсо, – насмешливо фыркнул другой солдат. Хайме, кажется. – Таких красоток командиры берут себе. Нам достанутся девки попроще.
– Наш тлоани прислал меня приветствовать гостей и привести в город Солнца путников, уставших с дороги. – Девушка сошла с камня и безошибочно направилась к генерал-капитану. Подошла, глянула в суровое лицо открытым взглядом. Голос переводчика, сиплый и неуверенный, мало подходил к её звучному контральто.
– Мы принимаем приглашение. Добавь уместные цветистости.

Конкистадоры восхищённо рассматривали красавицу. Хайме присвистнул:
– Я бы её крестил, – заявил, откровенно пялясь, – и даже женился бы. Чёрт, да наш каменный Эрнандо точно сделает её своей супругой. Он же не женат, не?
– Заткнитесь. Оба, – прошипел офицер, стоявший неподалёку.
– Он не женится на ней, – шепнул Алонсо. – Люди говорят, после того, как дочь губернатора, Аурора Веласкес, разорвала с ним помолвку, капитан вообще передумал жениться на ком-либо…
– Кар-рамба, – Хайме цокнул, – вот же дура…
– Хайме, Алонсо, – офицер злобно глянул на них, – ещё слово, и получите два дежурства вне очереди.