I
Вечером, десятого сентября две тысячи тридцать третьего года, в небольшом городке Ильмис, преподаватель литературы Роберт Каминский сел в свою старую «Вольво» 850 девяносто пятого года выпуска и поехал в бар «Джебс», где изрядно напился. Как водится, по старой традиции, он пил водку и запивал её пивом. В такой последовательности, несколько рюмок, обильно политые пилснером, свалят с ног любого молодца. Роберт же не был молодцем, причём уже довольно давно. Шестьдесят лет. Возраст с одной стороны преклонный с другой стороны это рубеж, после которого начинается новая жизнь. Когда юношеские страсти уже давно позади и не бросают вызов разуму и сердцу, но на смену страстям приходит чёткое понимание происходящего в жизни. Одни ценности, грубо распихивая локтями другие ценности, дерзко врываются на сцену жизни и подобно AC\DC, устраивают концерт до предкоматозного состояния. После осуществления поставленной задачи напиться, Роберт посетил туалет бара, нащупал в кармане ключи от «Вольво» и сел за руль в пьяном состоянии. Обычно, он не позволял себе такие вольности, но сегодня был особенный день, а в особые дни мы часто забываем о логичном и рациональном. Забыл об этом и профессор Каминский. Радость от выхода на долгожданную пенсию после затяжного пребывания в новой судебной системе в качестве почётного Первого Судьи, вызвала в профессоре эйфорию, застлавшую глаза и заткнув голос разума. Проехав несколько полупустых улиц и набрав достаточную скорость, Роберт не заметил красный знак светофора и пролетев его, врезался в проезжавший перекрёсток новенький «Хюндай». Такси развернуло несколько раз, отбросило в сторону, и корейская машина замерла, сжав в своих объятиях фонарный столб, взобравшись задними колёсами на каменную лавку небольшого парка. «Вольво», особенно, настолько старые, как автомобиль Роберта, имели славу неубиваемых машин и, стоит признать, заслуженно. От столкновения «Вольво» лишилась переднего бампера, потеряла оба глаза фар и получила несколько внушительных царапин. В сравнении со смятым, словно использованная салфетка «Хюндаем», шведская машина напоминала о излюбленной фразе стариков «раньше было лучше». И, в конкретно данной ситуации, спорить с этим утверждением было бы глупо. Профессор Каминский, в виду алкогольного опьянения, сдал назад, включил поворотник и свернул на одну из самых популярных улиц российских городов – улицу Революции. В полусознательном состоянии Роберт добрался до дома, припарковал машину на своём месте и шатаясь, поднялся в свою квартиру. Не включая свет, он попил воды и в чём был упал на кровать. Через пять минут профессор забылся пьяным сном.
Несколькими часами ранее, Ирина Каминская встретилась с подругами в ресторане с популярным названием «Хинкальная», дабы отметить день рождения своей подруги Олеси. Изрядно попив вина, Ирина посетила дамскую комнату с целью поправить макияж и сделать ещё что-то, что навсегда останется загадкой для тех, кто не вхож в дамские комнаты. Дабы не портить свой рейтинг ответственного гражданина, Ирина решила не садиться за руль и вызвала такси. Попрощавшись с подругами, которые активно обсуждали продолжение банкета в ближайшем караоке-баре, Ирина села в такси и направилась домой. Завтра утром, ей предстояло собеседование на должность управляющей магазина «Nike». После развода, денег резко стало не хватать, а детей надо было как-то содержать. Алиментов оказалось недостаточно, поэтому, как подобает сильной и, в перспективе, независимой женщине, Ирина решила устроиться на работу. Но, к сожалению, собеседование она не прошла, потому что переднее кресло такси, оторвавшись зажало её между дверью и задним сидением, а после столкновения с фонарным столбом, дверь смяло и искорёженный каркас вошёл ей в шею, прорезал связки и мышцы, ударился о позвонок и застрял. Ирина умерла быстро, как и хотела, правда она не планировала сделать это в свои тридцать восемь лет. Тем временем, профессор Каминский спал крепким сном, не подозревая, что непредумышленно убил свою дочь и ни в чём не повинного таксиста. Так же, он не знал, что, едва покинув новую судебную систему народного воздаяния, он стремительно вернётся в неё, но уже в другой роли – роли подсудимого.
II
Для Дэна день не задался с самого утра. Сперва не сработал будильник, после чего начал барахлить смеситель в ванной. Пришлось вызывать сантехника, который осуждающим взглядом смотрел на несколько метров скотча обмотанных вокруг пробитой трубы. Первым делом он попросил ножницы, чтобы срезать «эту дичь» со смесителя. Дэн, хоть и опаздывал на съезд, добрые десять минут искал ножницы по всей квартире. Найдя искомое, он с гордостью вручил предмет сантехнику и умчался на кухню, так как не оставлял надежды хоть что-нибудь перекусить перед отъездом. Впереди его ждал долгий день, да и съезд дело не легкое. Будет много людей, руководители будут читать свои доклады, а работники будут слушать и записывать. Дэн, был самым ответственным народным исполнителем в своем районе, о чем говорили множественные награды, которые красовались на отдельном, открытом шкафу в гостиной. Этот шкаф был для Дэна священной коровой, ни одна пылинка не смела коснуться этих полок и наград.
После того, как государство решило ввести «Общественное воздаяние», что означало ровным счетом одно – общество само выносит приговоры обвиняемым. Судебная система претерпела серьезные изменения и теперь слово «судья» стало множественным. Народ получает информацию по осужденному, изучает дело и рапорт следователей, задает вопросы, чтобы углубиться в ситуацию и узнать самые незначительные нюансы дела, после чего голосует, используя два или более вариантов приговора. Административные правонарушения были самыми простыми и именно в них новая система показала себя с наилучшей стороны, так как всего за два года количество этих самых правонарушений снизилось на шестьдесят восемь процентов. Чего не скажешь о делах уголовных, особенно, где судьи голосовали за или против смертного приговора. После вынесения обвинительного приговора, случайным образом выбирался тот, кто приведет приговор в исполнение. Чаще всего выбирали из числа общественных деятелей, тех чья лояльность системе не вызывала никаких вопросов. С одной стороны, это было идеальным решением, так как общество само решало кому жить и кому умирать, кому сидеть восемь лет за насилие или три года за нанесенные словесные обиды. Таким образом, всё недовольство тем или иным приговором, общество могло высказывать исключительно себе. С другой стороны, это самое общество само порождало убийц. Так как не каждый, даже самый преданный системе человек был рожден для того, чтобы стать палачом.