Сухая трава

Сухая трава

     Я, моя сестра и папа ехали за паспортами, срок получения которых мы благополучно просрочили. Из окна машины были видны приветливые улицы города, они улыбались утренними лучами и махали солнечными зайчиками. В этот день мое настроение улетело с лохматыми воробьями, а продолжило прогулку с парочкой воронов и не желало возвращаться. Спасала одна мысль – после получения злополучных бумажек мы поедем к бабушке. Одна машина сменялась другой, дома играли с нами в прятки. За величественными колоннами музея или института скрылся от глаз маленький захудалый домишко с облезлой синей краской и заплесневелыми стенами.

     Мне стало скучно смотреть на привычный городской пейзаж, я закрыла глаза. Так мы и доехали до паспортного стола, где я, казалось, не разрывая ресниц, расписалась и приняла поздравления от женщины, выдающей паспорта (как я ее называла). Через четверть часа вдалеке показалась и наша бабушка, она преданно ждала нас на скамейке. «Телефон на месте» — я увидела, как бабушка перебирает в руках маленький приборчик.

     Затем последовали обычные приветствия и расспросы, присущие ждавшему желанных гостей человеку. Телефон оставили в покое и унесли в дальние комнаты. Нас накормили, разболтали, на наше с сестрой желание сходить в местную школу, повидать старых учителей и знакомых, вручили пакет с книгами и наказали отнести их обратно, в школьную библиотеку. Мы согласились.

     По дороге в школу мы здоровались с попадавшимися на пути соседями – они растягивали губы и здоровались в ответ. Некоторые оценивающим взглядом проводили по нашим изменившимся телам и новой одежде. В школе произошло тоже самое. Застенчиво поговорили с библиотекаршей, на ее вопросы отвечали коротко. В оправдание могу сказать, что мы старались выразить наибольшее уважение и, насколько это возможно, любовь к ее персоне. Суровая реальность сбросила наши тщетные попытки в пучину безнадежности. За искренность приходится платить – дети ужасно скрывают свои чувства. То есть, я хотела сказать, что им трудно следовать правилам этикета. Короче говоря, мы стеснялись, заминая руки и перебирая пальцы, пытались уйти от вопросов, если не знали на них ответ или отвечать на которые нам не позволяла наши природная скрытность.

     Позже мы услышали возню в открытой столовой и вдоволь насмеялись с поварихой, а вскоре к нам присоединился и географ.

     На улице, после моих безуспешных попыток заставить пойти погулять соседского мальчика, мы направились домой, но нас остановил знакомый приторный голосок завуча:

     — А со мной, почему не поздаровкалась?                 

     — Я с вами здоровалась – ложь – здравствуйте – «повторила» я – и до свидания – быстрым шагом направилась в обратную дорогу, чувствуя на себе хмуро-улыбчивый взгляд удивленных глаз.

                                                       ***

     Дома я, по давно сложившейся традиции, спала. Когда-то эти стены были моими, но, надо заметить, все еще успокаивали. Сквозь сон я слышала тихие шаги, потом почувствовала осторожный поцелуй в щеку и погрузилась в манящую темноту.

     Нить сна оборвалась, когда пришла маленькая гостья, изнывающая без игрушек и внимая. Ее доверили моей сестре.

     Последние пять минут спокойствия я провела на кухне. Рот вяло пережевывал пищу, а мысли в незабываемом танце кружились лишь вокруг одной вещи, все-таки стоит пойти к тому мальчику и настоять на прогулке. Я встала из- за стола. Мой дух глубоким вдохом перескочил из сердца в легкие и обратно. Папа молниеносно вбежал в дом и чуть не сбил меня с ног.

     — Что случилось? – вопрос пулей улетел к его обеспокоенным зрачкам.

     — Сиди дома! – он был уже в коридоре.

     Еще секунда и прибежала бабушка, мягко переваливаясь с ноги на ногу. Она неуклюже поднялась по ступенькам, а на мои восклицания небрежно кинула:

     — Горим! – бессильный рык на выдохе.

     Из открытой настежь двери по ушам бил звук стреляющей черепицы.

     Старушка металась по дому, поднимала все тряпки, одежду, рылась в покрывалах. Я поняла – она искала телефон. Мои руки быстрым движением, сознание не принимало в этот участие, достали телефон из заднего кармана джинс и набрали номер бабушки. Где-то в доме отчаянно заплакал звонок. Набрали пожарным, убежали на улицу, но без меня. «Сиди дома!» - отбивало чечетку в мозгу. «Сиди дома» - железной битой колотило по голове.

    Маленькую гостью забрали и объяснили, что горят соседи на нашей стороне, в паре домов от нас.

     Я ходила из стороны в сторону, рассматривала удивительно красивые обои и исследовала черными носками каждую ступеньку маленького порога, пока бегала в кухню и обратно. Кухонные окна жаловали ветер, который в этот раз принес едкий запах дыма.

     Из окна комнаты бабушки были видны шины. Они стояли друг на друге образовывая некую скамейку. Именно на ней сидели люди и неотрывно смотрели на огонь. Наверное он и правда завораживал, но не мне судить, я не видела. То окно не позволяла моему взору окинуть слишком много, только дым, черный от ветхих досок горящего дома.

     Я сидела в гостиной, сестра в зале. Иногда она подходила смотреть, что творится на улице, иногда менялась со мной местами. Время от времени мы заходили в комнату бабушки, надеялись хоть что-то разглядеть. Несколько раз мы серьезно пугались, когда видели на улице густой смрад, но через мгновение он пропадал, уступая место чистому невинному небу. Все те многочисленные разы появления пара-дыма зрители сидели на шинах. Маленькая гостья тоже.

     Вскоре приехала пожарная машина. Она появлялась то у горящего дома, то у спасительной колонки. Отвратный запах из кухни разнесся по всем комнатам – в двойне не давал забыть о пожаре. Мельком я взглянула на двор, внутри что-то съежилось – там сновали люди с ведрами, большими шагами прыгая от бани к бочке и обратно. Мысль, дернула меня за прядь волос: «Мы горим?», и тут же ускользнула в щель меж рам: «Нет, я бы увидела».