Свадебные заметки - 2

Фотокомментарий №0055

Темно-бордовый цвет раскрывшихся бутонов, —

с мерцаньем в сердцевинах роз звёзд-огоньков,

так схожих с трепетным биеньем мотыльков,

сгорающих над пламенем, средь криков-стонов

безмолвно-тягостных, — с правами сюзерена

над окружившими его подобострастно

вассалами из листьев, чувствовал прекрасно

себя, вольготно даже, не учтя суть плена,

что исходила от орнамента узора,

которым тот легко опутал уголки...

и угодил цвет в паутину, как в силки,

смертельно жадных до желания надзора

над судьбами живого — миром неживым,

с заманчивостью красоты 3D-цветков,

с сияньем вспышек-искорок средь завитков

винтажной вязи, что подобно ножевым

разрезам-вдавливаниям в плоть фотошедевра,

мигом залили пустоту жаром металла,

картину с Анной превращая в грань кристалла

с оправой из узорной чувственности нерва,

которым обернулся разум Волкодлака,

золота электропроводностью вдруг став,

права живого мира с неживым поправ,

милость явил страстностью слов, как клейма знака:

— Я раздевать хочу тебя Анной-Богиней,

иль Королевой, или женщиной-Колдуньей

(кстати, прабабка Анны ведь была ведуньей —

знать, «дело» бабки продолжает Анна ныне...)

и ощущать дрожь холодящую твою

так, что внутри меня вновь «бабочки порхают»;

крыльями сердце Аннушки так обнимают,

будто я там уже... в «ромашковом раю»!

Во взгляде Анны, как в распахнутой душе,

вот бы увидеть Волкодлака отраженье,

и, ощутив тканью одежды притяженье

пальцев-когтей-лезвий к женскому неглиже,

власти неумолимостью начать снимать

части одежды женской, Анну раздевая;

соблазн шёпота готов исцеловать

прелести тела, словом кожу обнимая,

чтобы коснувшись утончённости грудей,

с нежности плеч — к улыбке губ Анны подняться;

и вздохом поцелуя к лику прикасаться:

ведь ласки Хищника — как и у всех людей!

Застежку лифа расстегнуть, спины коснувшись;

жаром ладони трепет Анны ощущая;

чувственностью дыханья-стона замирая,

в бездну упасть, душою-птицею взметнувшись;

и распахнётся, предъявляясь Зверя взору

вся обнажённость Анны вкусностью своею...

от «вишен» затвердевших — в раз оцепенею,

с благоговеньем к сексуальному узору,

нарисовавшему сюжетность мягких линий

упругой темой-фабулой формы холмистой —

не зря я Анну представлял Зверя Богиней...

нет, ароматней даже — девственностью чистой!

Отблесками когтей пройдусь по вкусной коже,

прелесть округлостей клыками вновь рисуя:

«Анна (ужель бабьим согласием рискуя?) — 

женщиной! — Волкодлака принимает, боже?

И я теперь могу, мужчиной обратившись,

губами, пальцами и языка касаньем,

того добиться, чтобы стать Анны желаньем:

«французской смертью» умереть, вновь возродившись

из пепла фениксом, средь пирамид экстаза,

страсть вознеся на уровень Эйфеля башни;

иль первозданность взборонив целинной пашни,

вновь ожидать от тела просьбы иль приказа!»

Секса канвой на полотне слов ритм «вышит»?

Тут я поставлю многоточье для вопроса —

пока достаточно этапов ралли-кросса,

с креном опасным стихотворного «заноса»!

Или, читая, Аннушка уже не дышит?

*****