Свитки. Книга вторая

Змея в шкатулке

В прах судьбою растёртые видятся мне,
Под землёй распростёртые видятся мне.
Сколько я ни вперяюсь во мрак запредельный:
Только мёртвые, мёртвые видятся мне…

Омар Хайям



Из дневника Маны

Сегодня мы поссорились с Берджик. Точнее, это она меня выбранила. Последнее время у нее плохое настроение. У меня тоже. Это все из-за наших бедствий. Денег очень мало, к господину Юджии ходят бедняки, которые платить за лечение не могут и нуждаются в еде и лекарствах. Богатые люди к нам не ходят: их лечит Угге Блац. В его лавке травы и снадобья стоят очень дорого, мы покупаем там всё реже и реже. Господин Юджии нашел знакомого кормщика, который часто бывает в Утерехте и привозит нам необходимое. Теперь почти всё время я либо собираю травы за городом, либо щиплю тряпьё на корпию и бинты. Я стараюсь больше помогать господину Юджии и не успеваю делать всё, что мне велит Берджик. А она за то сильно обижается на нас. Если бы не господин Юджии, я бы ушла из дому и, наверное, вернулась в Утерехте.
Но я хотела написать не об этом. Вчера я узнала удивительную вещь: раны, особенно гнойные, можно исцелять при помощи мушиных яиц! Это необыкновенно! Самые мерзкие и гадкие существа, которые сейчас, летом, нам житья не дают, способны творить чудеса. Оказывается, попав в рану, личинки начинают поедать гной и отмершую ткань, оставляя это место чистым и готовым к заживлению. Правда, не все мухи годны для лечения, а только мясные. Господин Юджии взял кусок сырой коровьей печени и оставил его на окне. Мухи слетелись мигом. После того, как они славно пообедали за его здоровье, на куске мяса остались их яйца. Господин Юджии очень бережно их собрал на лопаточку и перенес на рану одного из наших больных, а я сделала повязку. Сегодня, меняя её, я увидела, что рана очистилась! Господин Юджии рассказал, что так он лечил, когда был на войне.
 Пусть-ка теперь господин Угге за нами угонится!


Лаилин судорожно всхлипывала: слёзы ненависти душили её. Супруг, который был невыразимо отвратителен, свекровь, которая посмела, посмела! – сказать ей в присутствии слуг и своих морщинистых приживалок, что сегодня она была холодна с её сыном, –  о, как она их ненавидит! Ненавидит наушничество, царящее в доме, ледяной тон, ледяные глаза, глядящие сквозь тебя, когда пытаешься заговорить… Она хорошо помнит тот взгляд, брошенный на неё, словно на досаждающее насекомое! Служанки удостаиваются большего!…
Когда иссякли слёзы, Лаилин предалась мрачным размышлениям. В ней пробудилась жажда мести. Бесконечно долго она вертела в руках свой амулет – нефритовую змейку, свернувшуюся плотным кольцом, –  да, она отомстит, она будет терпелива, как змея, и столь же безжалостна. Муж хочет наследника – это единственный шанс для нее, и она его не упустит.  Не стоит волноваться: ведунья предсказала, что у неё родится мальчик…
Лаилин вернула змейку на место, в шкатулку с драгоценностями. Необходимо быть очень осторожной: полутора месяцев супружества ей хватило, чтобы понять, что любое слово, произнесенное в этих стенах, скоро становится известно Старухе –  так Лаилин мысленно называла свекровь. Но и у слуг есть свои слабости и тайны, которыми можно воспользоваться. Случай послал ей удачу: молодую служанку по имени Пиа. Пиа была в меру смазлива и сверх меры самолюбива, она не жаловала Старуху и позволила себя приручить. Понемногу Лаилин узнала все домашние сплетни и скоро сделалась хорошо осведомленной на предмет того, кто из слуг состоит в любовных связях, кто потихоньку злословит о хозяевах, что сегодня сказала старая госпожа и так далее…
Она стремилась завоевать мужа. Для этого требовалось устранить всякое влияние свекрови. Лаилин начала с того, что с помощью Пиа, осторожно, чтобы не нарушить равновесия, вникла во все хозяйственные дела. Она стала тщательно готовиться к приходу мужа, заботилась о себе, словно была не женой, а наложницей. Когда муж приходил на ее половину, Лаилин делала всё, что могло привязать его к ней.

В ней открылась набожность. Каждые два-три дня она ходила в храм, тот самый, с мозаичными полами, где их сочетали браком. Свекрови объяснила, что хочет принести жертвоприношения, дабы приблизить появление наследника. Такое рвение было воспринято положительно, и Лаилин не только позволили совершать прогулки по городу, но, и стали давать немного денег, чтобы она смогла осуществить свои богоугодные мысли. Она оказалась экономной хозяйкой: жрецы получали от нее едва ли половину того, что предназначалось на алтарь жертвоприношения. Остальное получали хозяева лавок, мимо которых лежал путь Лаилин. Трудно сказать, куда она стремилась больше: в храм или в торговые ряды. Возможно, что обделенные ею небожители затаили на Лаилин обиду, потому что, вопреки всем молениям, новая жизнь никак не могла зародиться в её лоне.
Зато менялся её облик, из степной девчонки Лаилин, при участии умелых рук Пиа, постепенно превращалась в провинциальную городскую красавицу. Она белила свою загорелую кожу, чтобы придать ей оттенок утонченности, обводила глаза краской, рисовала на скулах цветы и узоры. Пестрые наряды, платки и штаны ушли в прошлое вместе с её девичеством. Лаилин велела пошить из дорогих тканей, подаренных ей на свадьбу, химатэ и многослойные платья, струящиеся при ходьбе, словно водопад цветочных лепестков. Из прошлых пристрастий она сохранила любовь к драгоценностям: на руках её по-прежнему позванивала дюжина тонких золотых браслетов, а в ушах и на шее красовались массивные серьги и ожерелья, которые она надевала после того, как приносила жертву в храме, –  выходить из дома, увешанная золотом, на глазах у свекрови Лаилин не решалась.
Неудивительно, что на неё оглядывались мужчины, когда она в сопровождении Пиа совершала свои паломничества.  Однажды на улице им встретился солдат – необыкновенно рыжий, светло-рыжий, ясноглазый молодой человек. Лаилин  остановилась, чтобы купить у лоточника тесьму. Солдат тоже остановился на противоположной стороне улицы, словно ожидая кого-то.  «Тот человек на вас смотрит!» –  шепнула Пиа. «Ну и что», –  подумала Лаилин, но, конечно же, незаметно искоса поглядела в ту сторону. «Не оборачивайтесь, лучше давайте пройдемся к морю. Там продают красивые раковины и не так жарко!» –  предложила Пиа. Они отправились на набережную, но солдат следом не пошел, и женщины были разочарованы.
От моря веяло прохладой. На просторной набережной было много народу, особенно простолюдинов, которые сновали между лотков торговцев, как снует стая сельди в поисках корма – торопливо и жадно. Лаилин и Пиа обошли все ряды с раковинами, кораллами и украшениями из них, подивились на сушеных морских коньков, звезд и ежей, от которых пахло острым и противным, потолкались вместе со всеми около чужеземных торговцев, прямо на улице предлагавших свои товары – ткани, гребни, зеркала, посуду и бусы из стекла.
Они уже шли в обратную сторону, как вдруг служанка шепотом воскликнула: «Да ведь это тот рыжий!.. Он вам улыбается. Смотрите!». И дернула подбородком, головой указывая, куда именно нужно смотреть. Действительно, это был тот самый солдат, что повстречался им давеча. Он стоял, прислонившись к каким-то бочкам и, улыбаясь, глядел на них с Пиа. «С чего ты взяла, что мне? –  притворно смутилась Лаилин, – Скорее всего, это он на тебя пялится».
–  Нет-нет, –  возразила та. – Но если хотите, можем легко проверить, кто ему на самом деле нравится. Пойдите вперед, а когда поравняетесь с ним, оброните что-нибудь – веер или платок, или сережку. Но не нагибайтесь. Я буду идти следом, чтобы подобрать. Посмотрим, кому он поможет!
– Делать больше нечего! Я ведь замужняя дама. Стыдно даже подумать такое!
Но служанка-искусительница ничуть не устыдилась своих слов.
–  Разве мы делаем что-то дурное? – удивилась она. – Разве замужняя дама не может уронить какую-нибудь безделицу, чтобы помочь бедной девушке познакомится с мужчиной? Подумайте, я на два года старше вас, а у меня ещё нет мужа! А этот солдат с виду совсем неплох. Ах, госпожа, ну, пожалуйста!
Что и говорить, Лаилин только с виду не хотела принять это заманчивое предложение. Она  пошла вперед, помахивая замшевой сумочкой-кошельком. Пиа, как и обещала, чуть замешкалась. Когда Лаилин поравнялась с рыжим солдатом, тонкий ремешок кошелька совершил несколько стремительных оборотов вокруг указательного и среднего пальцев ее правой руки, после чего ему только оставалось, что, повинуясь замыслу хозяйки, соскочить с этих пальцев.
Лаилин дважды нарушила ожидания своей служанки. Случайно или нарочно, она не стала ронять чего-то мелкого и незаметного, а уронила кошелёк. Вслед за этим пройти дальше, как ни в чем не бывало, было бы глупо, и Лаилин нагнулась за своей потерей, лишая Пиа возможности испытать судьбу.
Солдат наклонился за вещицей одновременно с ней. Его рука коснулась кошелька одновременно с её рукой. Все напускное смущение разом слетело с Лаилин. Порыв горячего степного ветра охватил её, обжег щеки, сбил дыхание, вселил сумбур в сердце и в мысли.
  Что сказал ей этот молодой, рыжий,  незнакомый? Наверное, что-то обыкновенное, вроде: «Осторожнее» или «Ваш кошелек», а может быть, он ничего не сказал? Тогда почему в его взгляде странный вопрос? Ответить? Да, но что? Какая разница! Отвечай!  Ну, же!
–  Спасибо...
–  Не стоит благодарности, госпожа… Вы гуляете одна? Могу я сопровождать Вас?
–   Нет. Сейчас я тороплюсь… Меня ждут…  В другой раз…
–  Понимаю, –  взгляд солдата погрустнел.
–  Я часто прихожу сюда в это время, –  сказала Лаилин, –  Приходите и вы. Завтра, –  и сама испугалась собственных слов.
–  Хорошо.
–  Прощайте.
–  Прощайте, прекрасная незнакомка.

Степной ветер поселился в ее голове. Он горячил кровь и повторял его голосом: «Могу я сопровождать Вас?»,  «хорошо», «Прощайте, прекрасная незнакомка». Лаилин трепетала. Предсказания Иглы начали сбываться. Вот оно – странный человек, как будто воин… он о тебе знает… Может быть, он и раньше где-то в городе видел ее? Встретиться они должны были не скоро. Так и есть: со времени предсказания сменилось две луны!
–  Госпожа, скоро придет господин, ваш муж. Какое платье прикажете подать?
–  Я сегодня нездорова. Не стоит наряжаться, –  сама мысль о муже казалась ей теперь кощунственной. – Приготовь травяной отвар, а потом оставь меня, я хочу отдохнуть, –  попросила она Пиа.
–  Вы и к ужину не встанете? – словно нарочно изводила её вопросами служанка.
Нет, к ужину она должна показаться на глаза свекрови, а то Старуха начнет строить домыслы и расспрашивать Пиа, и та что-нибудь скажет, что-нибудь опасное для нее и для того, рыжего. Хотя, чушь всё, ничего не было, не могло быть. Подумаешь, случайная встреча на улице! Случайно оброненный кошелёк, случайные слова… Завтра она не придет. Шутка окончится. И он тоже не придет, он понимает, что ничего она ему не должна и сказала свои слова из вежливости, да,  они оба не придут. Но предсказание!... Неужели так, неужели началось? И те, другие, придут вслед за первым… О, боги и духи! Зачем только она слушала Пиа! Проклятая кошка, это она втянула её  сомнительное дело. А может, все, что произошло сегодня – тонкий, невидимый, как паутина, заговор, чтобы ее погубить? Кто стоит за ним? Пиа? Сама Старуха? Есть только один способ узнать: притвориться, что играешь по правилам. Но, если это ловушка, то рыжий солдат – кукла, пособник. Трудно поверить, что он так хорошо прикинулся восхищенным, глаза у него были честные, не лгал он… или… Хорошо, она даст ему последнюю попытку. Одна встреча ничего не изменит, но, может быть, что-то прояснит. Завтра она придет!


Лаилин и Арре Норит стали встречаться в городе украдкой. Это было опасно и очень трудно для обоих, ей требовалось находить предлоги уйти из дома, ему – оставить службу, кроме того, важно было выбрать уединенное место для встреч. Своими трудностями Арре поделился с другом – Кнетлисом, с которым близко сошелся с первых дней своего пребывания в Ро. Кнетлис, искушённый в любовных связях, посоветовал им искать поддержки у госпожи Тэ. Эта женщина была ему не то двоюродной тёткой, не то ещё какой-то дальней родственницей. Госпожа Тэ приняла охотное участие в судьбе молодых людей и предоставила кров своего дома для их свиданий. А знакомство с такой уважаемой дамой избавляло Лаилин от многих подозрений.
Тем временем, муж и его мать стали искать причину её холодности и болезненности. Лаилин, ведомая звериным инстинктом самосохранения, «призналась», что, кажется, ждет ребёнка. Сама того не подозревая, она загнала себя в ловушку. Ей запретили выходить из дома и хотели даже приставить опытную женщину вместо Пиа, чтобы молодая мать как-нибудь случайно не повредила первенцу. Лаилин стоило больших усилий добиться, чтобы  служанку оставили при ней.
Вместе они стали придумывать, как выйти из затруднительного положения. Пиа предложила достать рыбий пузырь и кровь, чтобы выпачкать одежду и разыграть потерю плода. Это был лёгкий выход, но Лаилин отвергла его: она  уже почувствовала перемену в отношении к ней в доме и не хотела отступиться.  Она боялась, что, лишившись воображаемого ребёнка,  исчерпает доверие супруга, а ещё, что в происшествии могут обвинить Пиа, и тогда прогонят прочь её главную помощницу, её  глаза и уши, которые она не должна терять ни при каких обстоятельствах.
–  Мне нужно увидеть его, – твердила Лаилин, как заклинание.
–  Да, но как, если вас стерегут, словно вы – золотая?
–  Не знаю, но мне нужно встретиться с ним.
–  Может, я схожу к  госпоже Тэ? Пусть она что-нибудь посоветует.
–  Нет, она и так слишком много знает о нас.
Пиа надула губы:
–   Вам не угодишь.  И с чего вы взяли, что в этот раз что-то получится? Ведь вы встречаетесь с господином Арре не первый день…
–  Ты не хочешь мне помогать? Ты их боишься! Так? Ты меня предаёшь? – Лаилин готова была разрыдаться.
–  Успокойтесь, –  смягчилась служанка, –  я хочу вам помочь. Но пока не придумала, каким способом. А что, если ему переодеться странствующим торговцем,  –  его же никто не знает, –  и самому прийти в дом?
– Очень опасно, –  возразила Лаилин, немного поразмыслив над привлекательной уловкой. – Кроме того, нас не оставят наедине, сразу сбежится орава народу, облепят, как мухи…
–  Тогда пусть притворится прорицателем, скажет, что предсказывает судьбу с глазу на глаз… Хотя, вряд ли вас оставят с глазу на глаз с незнакомым мужчиной…
–  Незнакомым мужчиной? – вдруг загадочно улыбнулась Лаилин. – А кто сказал, что это будет  незнакомый мужчина?

В тот же день Пиа было дано задание разыскать Арре и посвятить его в рискованный план. Она вернулась гораздо позже предполагаемого.
–  Ты его видела? – выдохнула с тревогой Лаилин.
–  Видела, правда пришлось ждать, пока он сменится с караула.
–  Что он сказал?
– Вам сначала о любви или о деле? – заговорщицки прищурилась Пиа. – Если о деле, то он придет послезавтра, а все прочее – как уговорились.
–  Почему не завтра?
–  Сказал, что должен приготовиться. Он столько всего у меня выспросил!...Знаете, я боюсь, что послезавтра  начну смеяться, когда его увижу.
–  Что ты! Тогда лучше совсем не подходи! – испугалась Лаилин.
«Сохрани нас Небо!» – прошептала она, и еще что-то на непонятном Пиа варварском наречии, а потом, когда осталась одна, долго молилась своим забытым степным богам.

День тянулся для Лаилин в томительном и бесполезном ожидании. От скуки она взялась вышивать, но была в работе рассеянна и часто путала узор. Пиа пропадала где-то: то ли работу дали в старухиных покоях, то ли хитрая служанка предусмотрительно решила скрыться на время опасного предприятия. Лаилин не с кем было даже словом перемолвиться, излить тревогу.
Миновал полдень. Солнце  начало медленный путь к кромке неба, сменился караул на стенах Старой Крепости, потом настало время и вечерней стражи – Арре всё не было. Лаилин поняла, что он не придет. Она утешала себя мыслью, что их плану, верно, помешала его воинская служба. Но червь сомнений неутомимо точил её сердце.
Пиа влетела, как камень, пущенный из пращи. Не нужно было никаких слов: он пришел! Лаилин почти бегом покинула комнату и остановила себя  в нескольких шагах от двери, отделявшей приемные покои от жилых. Эти несколько шагов она прошла степенно, как подобает ничего не подозревающей замужней женщине, находящейся, к тому же, на сносях.
В комнате  она увидела мужа, Старуху и незнакомую дородную, обильно накрашенную румянами  и сурьмой женщину. Женщина была такая здоровая, что могла бы состязаться с мужчинами, попади она на праздник Чалгун, который устраивают  в стойбище в первый день осени. На голове у неё красовался алый, нестерпимо яркий платок, повязанный по степному обычаю – так, что концы лепестками спадали на спину,   грудь победно вздымалась, обтянутая шелковой кофтой синего, как море, цвета, и на этой груди в такт дыханию вздымалось множество рядов разного цвета и размера амулетов и бус. Унизанные кольцами руки женщины упирались в бедра,  в широкую юбку с пёстрым узором. При виде Лаилин женщина всплеснула руками и устремилась к ней навстречу.
Арре Норит, а это был именно он, с размаху прижал молодую госпожу к своей накладной груди, оказавшейся  довольно жёсткой, поскольку внутрь было туго набито тряпье. При этом он затараторил что-то, что, по его мнению, должно было выражать радость встречи на родном для Лаилин языке. Лаилин не поняла ни единого слова, к счастью, Арре тут же перешел на понятный всем язык нангутов.
–  Да благословят все духи земли и неба вашего первенца! Счастливая чадоносица,  плод приносящая! Дорогая моя деточка, как я по тебе соскучилась! Ну, обними скорее свою тётушку! Как рады будут твои родители узнать, что скоро у них будет внук!
–  Эта женщина говорит, что она твоя тётя, –  полувопросительно произнес муж.
–  Конечно! Хвала Небу, я думала, что никогда уже её не увижу!... – с вдохновением отвечала Лаилин.
–  О, не говори так, мое сокровище! Видишь, я здесь, я приехала вместе с твоим дядей, да продлят боги его дни в здравии.  Он продавал сегодня барашков, много выгадал, да возьми и выпей чуточку больше! Ах, ну не ходить же с пьяным мужем по гостям! Что родня скажет! Оставила его спать на постоялом дворе… Дай-ка я тебя обниму ещё разочек!  –  и Арре ещё раз притиснул её к себе.
Лаилин быстро вошла в игру: пустилась вспоминать  многочисленных родных, говорить, как хорошо и счастливо живет она с мужем, как она обязана его матери, –   и все это громко, быстро и радостно, чтобы ни у кого не возникло подозрений относительно происхождения мнимой тётки. Старуха распорядилась, и на женской половине накрыли стол. Лже-тётку стали потчевать остатками ужина, а она без умолку рассказывала о «новостях» из стойбища, перемежая рассказ выражениями на «родном» языке и смачными шуточками.
Лаилин дивилась, как ловко удалось Арре превратиться в женщину. Он говорил тонким голосом, хихикал и закрывал лицо рукавом, в движениях его появилась некоторая плавность, несвойственная мужчине. Но самое веселое было наблюдать старухино благоволение к гостье.  «Тётка»  пила и ела за троих и под конец задремала, склонив голову на плечо «племянницы». Решено было постелить ей в этой самой комнате.

–  Удивительно, как Старуха тебя приняла, –  шёпотом сказала Лаилин, пробравшись ночью к Арре.
–  Две старые женщины всегда найдут, о чем поговорить, – отшутился он. Его настоящий голос звучал непривычно. – Было в ней подозрение, но я с порога начал раздавать подарки, и кажется, она успокоилась. Кстати, я для тебя тоже преподнес всякие безделицы, тебе их отдали?
–  Нет, –  удивилась Лаилин, –  а что там было?
–  Так, платки, бусы … Неужели старая карга их оставила себе? Надо завтра утром спросить.
–  Пусть оставляет. Главное – ты здесь, –  Лаилин нежно обняла его.
–  А тётку ты так не обнимала...

Рано утром Арре покинул гостеприимный дом «племянницы», пообещав её часто навещать. Лаилин и Пиа  лучились светом.
–  Всё было хорошо? – тихо спросила служанка.
Госпожа кивнула.
– Я уверила, что вы действительно носите его дитя…
–  Так и будет, Пиа, ему не придется сомневаться.