Свитки Серафима

32.

Серафим много работал. Дни, плохо отличимые один от другого, летели. Отшельник не искал радости. Он готовился к главному служению. Мастера из поселения постепенно уходили и не возвращались, считая дело оконченным или заботясь о своём достатке. У каждого были другие обязательства и семьи. Серафим благодарил их и без обид прощался.

Осенью возле скита появились вооружённые люди и средних лет, хорошо одетый мужчина. В аккуратной бороде серебрились тонкие волоски, взгляд был с прищуром.

Неприятно прошлось болью по сердцу Серафима. Что-то нехорошее принёс с собой гость, чья душа была закрыта и холодна. Присмотревшись, послушник разглядел, что немного ошибся. Внутри мужчины горел огонь, но злой и жадный. Он никого не мог согреть, лишь уничтожить. Все дары растерял важный гость.

Недобро смотрел мужчина, а дружина внимательно следила за Серафимом, положив ладони на оружие.

— Ты, что ли, отшельник? – пролаял гость.

— На всё воля господа, — спокойно ответил Серафим.

— Не поможет тебе Бог, коль разбойничье задумал. Я уж не спущу.

Огонь в мужчине вспыхнул, пытаясь зацепить юношу. Улыбнулся Серафим.

— Кто ты, добрый человек? Чем смиренный послушник обидел тебя?

Исказилось покрасневшее лицо гостя, воздух застрял в горле.

— Тот, кто следит за порядком и не допускает в городище бродяг. Почто мастеровой люд от дел отрываешь?!

— Добрые люди по собственной воле мне помогли. — Не знал Серафим, чего и ждать от неприятного гостя.

— Я не позволял им этого.

— Разве ты господь? – просто, но настойчиво переспросил юноша. – Неужели они твои рабы?

— Я городской голова. Я даю добро на любое дело в городище и на землях подле него. Кто дал тебе право хозяйничать в лесу?

— Господь, — мягко ответил Серафим, преодолевая боль от искривлённого пути гостя, текущего через сердце.

Чувствовал он, что не к добру появился голова, но и сам неумолимо движется к беде.

— Не обманешь меня святостью, бродяга, — у мужчины затряслась борода, брови сошлись в гневе над яростными глазами. – Помни, что слежу за тобой. Не позволю смущать людей, да обманывать. Одна жалоба, и в холодную у меня угодишь.

— Как господь решит, — безразлично пожал плечами послушник.

Немного побранился ещё гость, бросая угрозы, и ушёл. Остался Серафим один в своих раздумьях. Не очередное ли испытание уготовано?

Осмотрел он, что было построено. Приближалась зима, но и теперь он уверился в готовности к главному служению. На каменном основании стоял его дом, под ним значительную часть занимала внутренняя келья — молельня, освещаемая живым огнём. Стены её были белёными, но пустые ниши словно ожидали красочной росписи. Верх сложили из тёсанных брёвен.

— И это случится, — произнёс Серафим, ощущая душой светлый покой.

Удивительная история произошла с подземельем, когда только задумался Серафим о строении. Он выбрал положение дома, а при расчистке места под основу, нашлась древняя кладка и каменные ступени под землю, будто развалины старой крепости. Внизу нашлась молельня, где прежние фрески совсем стёрлись. Отшельник и не пытался догадаться откуда такое чудо. Стены они с помощниками обновили.

Спал он в маленькой комнатке с лежанкой. Скромная печь отделяла место отдыха от рабочей части дома. Во дворе добросердечные помощники поставили подсобную постройку и клеть для птицы. Понимал Серафим, что слишком хорошо место для смиренного послушника, слишком богато, но потоки, идущие через сердце, шептали о скорых постояльцах.

И правда, стали приходить к нему сбившиеся с пути, кто отрекался от даров. Принимал Серафим путников, болел душой за потерявших себя. Они ему были как братья, ведь сам когда-то выбирал между даром и сытой жизнью.

Вскоре прошёл слух по округе и даже дальше, что есть спасительный скит, где живёт молодой отшельник. Многие искали встречи с Серафимом. Приходили гости, оставались на несколько дней или боле, помогали в труде, слушали слова хозяина. Помогал он им советом, если на то была воля бога, либо отсылал с миром, не в силах помочь, ибо только сам человек мог найти свой путь и ответить на главные вопросы.

Изредка помощи просили калечные да больные. Сочувственно смотрел на них Серафим, но на все просьбы отвечал:

— Я не исцеляю тело, только душу. Если болезненно тело из-за кривды души, то оставайтесь.

Не верили они ему, считали, что не желает отшельник помочь. Никто не признавал в себе изъязвления духа, но требовали спасения. Уходили недовольные, затаив обиду. Немало таких осело в городище возле леса.

Однажды пришёл к Серафиму оборванный, обросший человек. Видно было, как долго находился он в дороге и как тяжела была его жизнь. Человек сел в стороне от всех, кто искал помощи в ските, и от немногих, кто оставался рядом с бывшим послушником, обустраивая малую общину. Он сидел и наблюдал. Заметил его Серафим, сердце подсказывало дрожью, что непростой это путник и больше остальных виновен он в грехе отступничества от даров.

Встретив взгляд молодого отшельника, засмеялся человек, громко и безумно.

— Что смотришь?! В силах ли ты помочь мне?!