Луна ярко осветила низенькие домики, тесно ютящиеся друг к другу между семи холмов. А крыши двухэтажных особняков, казалось, сияли в такт лунному свету, будто зеркала, играя лунными зайчиками. Сверчки заливались своими песнями в садах, вдоль дорог, и миллионы трещоток, словно переполняли уснувший город. И над всем этим, грациозно возвышались Цирк, Мавзолеи, Пантеон… и слепой взгляд холодных статуй, слепо и сумрачно глядящих на Рим.
Не стук копыт, а казалось, барабанная дробь засеменили ночной улицей.
- Посторонись! - кричал всадник, едущий впереди, случайным ночным прохожим, не собираясь сдерживать коня. И если бы прохожий зазевался, будь он презренным рабом, благородным патрицием, случайным зевакой, или нищим бродягой, то немедленно был бы сметён и растоптан копытами коней.
- Посторонись! - то и дело кричал в ночь всадник и кони уносились дальше, развивая на ветру красные плащи своих наездников.
- Срочное донесение Императору! - прокричал всадник, соскочив на мрамор площади перед дворцом и не дожидаясь ответа зазевавшегося привратника, почти побежал по ступеням.
Два других всадника, сняв с коня громоздкий но лёгкий сундук, схватили его в руки и спешно последовали за своим командиром.
- Донесение Императору, - огласил всадник, едва ему навстречу вышел командир стражи.
- Что у вас? - хмуро глянул на него командир стражи, кинув взгляд на сундук.
- Главная Святыня Иерусалимского Храма, - уже тихо ответил всадник.
- Иерусалим — пал? - коротко спросил командир.
- Иерусалима больше нет, - ответил всадник, кивнув в ответ.
Император появился почти внезапно.
- Что я слышу? - улыбнулся он всаднику, - мятеж подавлен и мятежники повержены?
- Да, так и есть цезарь! - ответил всадник, - и город, и Храм. Стёрты с лица земли. От их Храма, осталась только западная стена, и то у основания горы, на которой он стоял. Оставшиеся в живых женщины и дети, столпились возле неё, загнанные нашими легионерами и там поднялся такой вой и стенания этих несчастных, что видавшие виды легионеры, даже пожалели их избить. Их тысячи. Все они были пленены, и сейчас их гонят в Рим. Мы вырвались вперёд, чтобы доставить тебе это, - кивнул он на сундук.
- Что в нём? - посмотрел на сундук Император.
- То что Вы просили для своего сына, цезарь, - преклонил голову всадник.
Император кивнул командиру стражи.
Тот молча кивнул в ответ, подошёл к сундуку и открыл его.
- Свиток? - посмотрел Император на всадника, - я слышал, иудеи хранили в своём ковчеге две каменные скрижали?
- Только свиток, цезарь, - ответил всадник.
- Хорошо, - немного поразмыслил Император, - стало быть это правда.
- Что, цезарь? - спросил командир стражи.
- То что скрижалей нет, - ответил Император и кивнул всадникам, - вы свободны, - он посмотрел на командира стражи, - потрудитесь перенести это, - указал он на свиток, - в главный зал библиотеки. И найдите того, кто мог бы это прочитать. Я хочу знать, почему евреи именно этот свиток хранили как самую главную святыню своего Храма.
Старый Яаков только что закончил молитву. Ему захотелось поговорить с Всевышним просто среди ночи. Он встал. Подошёл к маленькому окошку. Накинул на голову талит и молитвенно поднял перед собой руки…
Так он стоял, просто о чём-то размышляя. Ему, вдруг показалось, что он знает абсолютно всё, всё понимает и ему открыты все тайны мироздания.
Но, едва Яааков перестал молиться, как он вдруг понял, что ничего нового не постиг, ничего он не знает и вообще, как ему самому показалось, он стал ещё глупее. Потому что понял, что до это вёл себя глупо, заблуждался совершенно во всём и даже его маленький внук Йосеф, и то умнее и сообразительнее своего престарелого деда.
Яаков вздохнул, присел на пол возле ложа, как вдруг, его окончательно вернули в этот мир грохот в дверях и ворвавшиеся в дом легионеры.
- Собирайся, - ничего не объясняя, грозно махнул ему рукой десятник.
- Но в чём мы повинны! - едва успел выговорить Яаков.
Заплакал проснувшийся Йосеф, запричитала, так же проснувшаяся жена Яакова, старая Рахель, схватил за локоть и выволок на улицу старика десятник.
- Если тебе сказано иди с нами, ты не должен задавать вопросов, иудей! - крикнул десятник, захлопнув за собой дверь…
В маленьком доме воцарилась тишина.
Обомлев сидела на полу Рахель, прижимая к себе перепуганного Йосефа.
За дверью, грязно бранясь, куда-то в ночь волокли её мужа, старого еврея Яакова…
… Император посмотрел на убого старика, которого заволокли в библиотеку стражники и указал тем, чтобы они удалились.
- Так значит, ты и есть Яаков, которого римские евреи называют рабби?
- Да, цезарь, - поднялся Яаков с колен и преклонил голову, страшась взглянуть на Императора, - я и есть рабби Яаков, сын Ицхака из Ерушалаима.
- Нет больше вашего Ерушалаима, - улыбнулся Император.