Свобода

Свобода

— Ты помнишь, сынок, что нужно делать? — с важным видом пророкотал немолодой мужчина в золотом одеянии с вышивкой. Рукой в перстнях он опирался на трость с набалдашником, хотя подпирать следовало его четверной подбородок. Безволосая голова гордо блестела на солнце.

Его сын, мальчик лет девяти, робко кивнул. Когда-то в молодости у отца были точно такие же темные кудри — встрепанные, пружинистые... И такое же бледное породистое лицо. Мальчишка шел вслед за ним по садовой дорожке, низко повесив нос. Носки домашних туфель отца и сына уже были выпачканы в грязи.

Позади семенила целая толпа: дамы в шляпках и кавалеры в серебряных париках, пестро размалеванные старухи, слуги, дворовая ребятня... Графский сад встретил их почтительно-молчаливо, казалось, кроны вечнозеленых дубков и лимонных деревьев склонились перед гостями. Леди графиня — мама парнишки — ступала со всей осторожностью, щадя дорогое платье, и не забывала то и дело всхлипывать, безмерно гордая за свое дитя.

А дитя украдкой поглядывало на деревья с самым что ни на есть обреченным видом. Сад был огромен и настолько разнообразен, что походил на лоскутное одеяло. Зачарованные дубы и оливы, груши и змеелистники за всю жизнь не давали плодов, кроме одного... Почему — сейчас станет ясно.

Отец и сын направлялись в дальний пустующий уголок сада. Остановившись на крохотном пятачке земли, граф поднял руку, и все приглашенные на церемонию благоговейно замерли. Мальчик, кажется, задрожал.

— Мой сын, — произнес граф торжествующим голосом, высоко вскинув все свои подбородки, — наследник моих земель! Придет день, и он станет вашим предводителем, и эту великую ответственность будет нести до конца своих дней!

Мальчик судорожно теребил бархатную пуговку у воротничка. Мать всхлипнула громче и приложила к губам платок с монограммой.

— Традиции предков незыблемы, — продолжал отец, — а древнейшая из традиций требует, чтобы власть была передана достойному отпрыску в строго определенный срок. Деревья, что обступили нас — это символы многовековой преемственности. Сегодня мой мальчик посадит здесь новое дерево, и когда оно вырастет и даст заветный плод, то сын сменит отца и будет наречен следующим графом. Так поступали наши деды и прадеды, благодаря чему их славный род окреп и расцвел. Сын, подойди сюда.

Чувствуя на себе скользкие взгляды, мальчик сделал неуверенный шаг вперед.

— Протяни руку, — повелел граф и снял с пояса острый нож. Сын от испуга зажмурился, но не ослушался, протянул вспотевшую, зажатую в кулачок ладонь. 

— Покажи его всем.

Тогда мальчик разжал пальцы, в которых был самый обыкновенный желудь. Отец удовлетворенно кивнул и прошелестел: 

— Помнишь, как мы учили? Возьми нож и вырежи колдовскую руну.

Тот стиснул зубы, взял у отца ножик и резко склонил голову — только кудри взметнулись. Покрепче схватив рукоять, он стал царапать несчастный желудь кончиком ножа. Прошло несколько минут, прежде чем на блестящей поверхности желудя появился кривоватый рисунок.

— Молодец, — довольно кивнул граф. — Эта руна называется «наследие», и в ней отныне заключена твоя жизнь и свобода.

Услышав последнее слово, мальчик позволил себе исподлобья пронзить отца ненавистным взглядом. Но возвышенный и ликующий граф ничего не заметил.

Оставалось самое главное: посадить желудь. Нож все еще был у мальчишки в руке, когда тот опустился на колени, замшевыми штанишками прямо на влажную почву. Одной рукой он принялся рыть неглубокую ямку, весь покраснев от натуги. Люди наблюдали за ним в молчании.

Наконец, все было готово. С тяжелым вздохом сын графа потер скулу и тут же испачкал лицо землей. Нужно было бросить желудь с начертанной руной в землю и закопать, а уж магия сделает все остальное. Мальчик в сомнении обернулся и замер, созерцая толпу позади себя. Все эти напудренные физиономии так ему надоели... Он знал, что графская свита постоянно шепчется, перемывает друг другу кости, пускает лживые сплетни и, сколь возможно, перетягивает одеяло благосклонности графа. Разумеется, все это ради звонкой монеты. Мальчик был от природы весьма любознателен, и его, малыша, в кулуарах частенько не замечали. Напрасно сплетники думали, что сын графа еще слишком мал и не способен понять взрослых вещей. Нет, не такой жизни он для себя хотел. Не хотел он жить в таком окружении, похоронить себя в злате и лестных улыбках. Порой он завидовал тем же дворовым мальчишкам, которые нынче смотрели на него, стоящего на коленях, с пренебрежением.

Тогда-то он и решился: отвернулся от всей этой своры и незаметно полоснул ножом зачарованный желудь. Поверх руны легла новая черточка, в корне меняя рисунок и его значение.

А потом сын графа уронил желудь в ямку и быстро-быстро закидал землей. И раздались аплодисменты.

* * *

Спустя пятнадцать лет его дерево, наконец, созрело и дало первый плод. Сын графа, теперь статный молодой человек с упрямым лицом, шагал ранним утром по садовой тропинке, кутаясь в теплый дорожный плащ. За спиной у него висела котомка с припасами, а в руке он держал конный хлыст. Домашних туфель не было и в помине: юноша разбрызгивал осеннюю слякоть подошвами добротных сапог.

Прежде чем его хватятся, все уже будет кончено. Слишком долго он ждал этого дня, надеялся, верил, чтобы сейчас повернуть назад... Сын графа шел в знакомый ему дальний уголок сада, куда не ступал долгих пятнадцать лет. Уже издали он заметил молодой дубок, посаженный лично им. Приветливо зашелестела пожелтевшая листва.

С нетерпеливой улыбкой кудрявый юноша встал под деревом и внимательно всмотрелся в его крону. И увидел заветный плод, небольшой, круглый, с тонкой лиловой кожицей и, без сомнения, поспевший. Упершись каблуком в ствол, юноша подтянулся на стройной ветви и сорвал свой плод. Сердце билось как сумасшедшее.