Принтер, как уверяли всех сплетники-карандаши, принесли с мусорки. Никто не знал, правда ли это, потому что карандашам по давней привычке никто не верил, а принтер молчал. Он молчал, когда его только принесли и поставили в угол, рядом со столом, когда стёрли пыль, невольно наводившую на мысль о правоте карандашей — ведь если ты только из магазина, пыли на тебе нет никакой, да и дождевых капель нет, а принтер был весь мокрый. Когда мягкая тряпочка аккуратно впитывала воду, изо всех сил показывая новичку, что ему здесь рады, принтер тоже молчал.
Его подключили, попытались на нём что-нибудь напечатать, но он только скривился и зажевал лист бумаги. Среди канцтоваров это вызвало, правда, немалый восторг: немногие могли вот так, на одном упрямстве отказаться делать то, для чего были созданы. Принтер почистили, проверили все детали и снова попробовали напечатать что-нибудь, но принтер снова напрягся и зажевал лист. На время его оставили в покое.
— Ты зря так себя ведёшь, — сказал принтеру письменный стол, возле которого тот стоял. — Тебя за такое могут на мусорку вынести. Или даже на запчасти сдать.
Стол не знал, что значит «сдать на запчасти», но компьютер и ноутбук часто переругивались, грозя этим друг другу. Письменный стол, вынужденный выслушивать эти ругательства, заключил, что «на запчасти» — это особенное проклятие среди оргтехники и электроники.
— Что я не видал на этой мусорке, — высокомерно заявил принтер, заодно доказав, что и карандаши время от времени правду говорят. — Ерунда! Уж лучше там, чем здесь.
— Чем это тебе здесь не угодило? — запальчиво поинтересовался нервный ноутбук, который легко выходил из себя, может, из-за своего неопределённого положения в отношении компьютера.
Принтер ответил не сразу, но возмущение из него так и рвалось, потому он проскрипел:
— Я привык в уважаемом месте работать, печатать важные документы, от которых зависит жизнь многих людей. А не всякое…
— Но ты же даже пробный лист не напечатал! — пробасил компьютер. — Откуда тебе знать, что на тебе будут здесь печатать?
— Это же дом! — отрезал принтер. — Тут ничего важного не бывает. Одна ерунда. И ты сам забит ерундой!
— Эй! — возмутился компьютер басом.
— Эй! — неожиданно даже сам для себя пискнул ноутбук, впервые в жизни совпав во мнении с компьютером. Карандаши даже ахнули хором от изумления.
— На правду не обижаются, — добавил принтер.
— Пожалуй, — ядовито сказал стол, — я тебе посоветую и дальше бумагу жевать. Чтобы поскорей отправиться отсюда… куда подальше.
— Да хоть сейчас! Уж лучше под дождем мокнуть, в самом деле!
На это восклицание принтера никто ничего не ответил, потому что все — не сговариваясь — на него обиделись и решили объявить бойкот.
Не разговаривать с противным принтером было, конечно, легко — все игнорировали его с большим удовольствием (а он игнорировал всех, если на то пошло, тоже не без удовольствия), но друг с другом-то говорить хотелось! Даже компьютеру с ноутбуком! И среди прочего всем хотелось обсуждать принтер и его ужасное поведение. Но даже у нервного ноутбука оставались какие-никакие, но представления о приличиях, и даже он не решался поначалу прямо высказываться по поводу принтера.
Первой решилась одна из ручек, красная и почти исписанная.
— Вы как знаете, — заявила она через три дня почти полного молчания, когда все хотели обсудить одно и то же, но не осмеливались, — я не понимаю, чего мы все боимся? Это его, этого хама и бездельника, вот-вот на свалку отправят, а не нас.
Красная ручка считала, что слово «свалка» было повыразительней, чем «мусорка», и щеголяла им при всяком удобном случае.
— Ты бы, милая, про свалку помолчала бы, — пробормотала одна из синих ручек, совсем новенькая, — у самой, вон, чернила скоро все выйдут.
— Зато я работаю! — заявила красная ручка. — Пишу, когда пишут. А не как этот.
— Она, конечно, права, — раздался густой бас компьютера, — наше дело — выполнять наше предназначение, а не перебирать, нравится нам место, где мы служим, или нет. Я бы, например, обошёлся без соседства некоторых. Но не мне решать.
Компьютер намекал на ноутбук, но тот притворился, что не понял: обругать принтер ему сейчас хотелось сильней, чем вступать в привычные пререкания с компьютером.
— Мы все так думаем, — ноутбук ради весомости своих слов даже попытался сделать голос ниже, но ему не удалось. — Работа есть работа. Если бы я хотя бы попытался не включиться по собственному желанию…
Он пытался и много раз, только ему не хватило силы воли. Об этом все прекрасно помнили, но обсуждать принтер было увлекательней, чем пытаться уличить во лжи ноутбук.
— А его высказывания про мусорку! — дрожащим голосом проговорил запылённый блокнот, которым никогда не пользовались. Его однажды подарили, но он оказался не нужен и только и делал, что трясся от ужаса в ожидании, что его выбросят. — Так он может всем новичкам внушить, что мусорка — это не страшно, что это вовсе не гибель!
Отредактировано: 03.02.2017