Свободен

Глава 32

Я должна, я просто обязана была всё успеть.

И Хайнанские боги услышали мои молитвы: жизнь неожиданно начала налаживаться.

Во-первых, наш отельный гид Берия (молодой китаец, прозванный так за лысый череп и очки) признался Елизавете, с пристрастием пытавшей его ради меня, что банкомат, принимающий «Визы» находится буквально через дорогу в соседнем отеле.

И я, пока ждём машину, даже успеваю сбегать и снять деньги.

Кучу денег, с которой сразу любая страна мира кажется уютнее, жизнь прекрасней и удивительней, а завтра... Да где я, и где теперь завтра? Один раз живём!

Во-вторых, торговый центр с приемлемыми ценами и ассортиментом обнаружился в пяти минутах ходьбы от нашего «массажа» — это мне рассказывают в машине девчонки из другого отеля.

А в-третьих, у меня есть — раз, два, три… — пять часов на то, чтобы накупить себе одежды и начать соответствовать его чёртову костюму. Хоть с галстуком. Хоть без.

Кое-как дотерпев массажные муки, я стремительно выбегаю навстречу непредвиденным расходам. И возвращаюсь в отель — убейте меня! — с полным комплектом, без которого ни одна приличная девушка вообще не должна выезжать из дома: платье (особенно одно), босоножки, сумочка, ещё — гулять так гулять! — новый комплект белья. Два! И так… по мелочам.

Как я всё это купила за каких-то несчастных три часа? Не знаю, наверно, сегодня определённо мой день.

Как я догадалась сунуть таксисту в нос ключ от номера с названием отеля? Чудесами сообразительности. Потому что карточку отеля я взять не догадалась. Но, наверное, мне очень нужно было иметь в запасе этот час, чтобы принять душ, уложить волосы, накраситься, и сообразительность не подкачала.

А вот каким образом я умудрилась сунуть в рюкзак свои любимые «утюжки» — для меня так и останется загадкой. И, уверена, Робинзон Крузо так не радовался Пятнице, как я на этом, казалось бы, обитаемом острове своему выпрямителю для волос с турмалиновым покрытием.

Елизавета Марковна со всем своим продовольственным запасом отправлена гулять в номер к подружкам. Хвост вышел идеальным. Брови одинаковыми (почти). Лейкопластырь не забыт и засунут в сумочку (знаю я эти ненадёванные туфли!). А новое бельё, постиранное и высушенное феном (это прямо становится привычкой: я, фен, сушить), хоть и надето слегка влажным, лишь добавляет изюма к ощущениям.

В общем, в пять минут восьмого (ладно, вру в пятнадцать, я же ещё лифт ждала) я спускаюсь в вестибюль, втайне надеясь, что Карабас Барабасыч явился не в полотенце и слегка жалею... что он не в полотенце. Оно произвело бы на меня меньше впечатления. В лёгком катарсисе я от его… запонок.

Их ещё носят? Они золотые?

В общем, парочка M&M’s так не удивилась, увидев Деда Мороза у ёлки, как я квадратику из жёлтого металла, обрамляющему синий камень в его манжете.

И он в очередном тёмно-синем, как арабская ночь, костюме, белой рубашке, без галстука («Какой ты скучный, Тёма: что обещал, то и нацепил»), но весь в телефоне, делах, напряжении и… тяжёлом саспенсе от меня.

А я предупреждала! (Или нет?) Кажется, нет. Но уже неважно.

Он едва успевает подхватить выпавший из руки телефон, а потом так и остаётся стоять с открытым ртом. Без преувеличения.

— Да что же ты делаешь-то! — наконец, отмирает он. Не глядя обрывает «алёкающего» в трубке абонента, хватается за сердце и слепо, не сводя с меня глаз, нащупывает пустую конторку портье, чтобы опереться на неё рукой. — Я же ещё от красного платья не отошёл. А ты... чёрное.

Да, оно такое! Сногсшибательное. Это чёрное. Лёгкое, шёлковое, простое настолько, что скорее похоже на комбинацию. Я сначала не хотела и мерить этот тренд уходящего сезона, но потом увидела, как матово ткань переливается на свету и рискнула. И не прогадала: так оно село, легло, холодит кожу, немнущееся и божественно великолепное. А какой произвело эффект! Прямо тотальной инсектицидной обработки.

«Не обессудь, мой Рыжий Тараканище, — пожимаю я плечиком, наблюдая как он мучается, — но я пленных не беру».

И неожиданно вспоминаю:

— Я же забыла цветок в кафе.

— Ничего, это ничего, — дышит Мой Поверженный так, словно у него и правда сердечный приступ. — Я купил тебе новые.

И очередным жестом фокусника достаёт из-за конторки букет.

— И ты прости, что я до сих пор не спросил какие твои любимые цветы, — вручает он мне изящный негромоздкий букетик, где один к одному стоят алые бутончики на коротких стебельках, чтобы удобнее было держать в руке. — Даже какого цвета.

— Те, что даришь ты — и есть мои любимые, — снисходительно улыбаюсь я, проявляя милость к падшим, и прижимаю букетик к груди.

— Я знаю, что выгляжу сейчас как идиот, — выдыхает он, нервно облизывает губы. — И очень надеюсь, что это пройдёт, — убирает назад волосы. — Но у меня просто нет слов, — разводит он руками.

— Насколько всё плохо? — усмехаюсь я.

— По шкале от одного до десяти… на сто. Прости, но я просто не могу на это смотреть, — отворачивается он теперь от туфель и засовывает руки в карманы. — Они — красные. И они… на ремешках.