Свободен

Глава 36

… и в этот момент я роняю телефон.

Инстинктивно дёргаюсь за чёртовым гаджетом. И самые желанные губы в мире не достигают цели.

Его руки, опустевшие без меня, замирают в пространстве, словно на стоп-кадре.

Но, когда я поднимаю трубку и поворачиваюсь, он уже обречённо опустил и руки, и голову на грудь, и смеётся.

— Это фиаско, братан!

— Прости, — говорю я им обоим в телефон, пытаясь сдуть налипший песок. Но особенно тому, ради которого ещё виновато пожимаю плечами. — Рос, нет, не надо меня встречать. И знаешь что, давай потом поговорим, — вот совсем мне не нравится, что он там между делом уже пялит свою девицу. — Да, как будешь свободен.

Смущённо поднимаю глаза. Но мой Рыжебородый Рыцарь только улыбается в ответ.

«Да, я знаю, момент безвозвратно упущен. Но ты ведь попробуешь снова? Когда-нибудь?» — заглядываю я в его тёплые-тёплые, уже такие любимые глаза.

«Обязательно!» — отвечают мне они.

— Это был брат, — убираю я телефон в болтающуюся на боку сумочку.

— Ты опять забыла, — протягивает он мне букет, до этого оказывается засунутый в его задний карман. — Мне показалось или он там смотрел порнушку?

— Он не смотрел, — стыдливо прикрываю я лицо рукой. — Он совершенно безбашенный.

Мы идём вдоль моря по песку, пока я рассказываю про Ростиса, про австрийского художника Густава Климта, про его «Адель» и откровенный эротизм, про всё, что только приходит мне в голову. И мне так хорошо! Просто потому, что Он меня слушает. И потому, как Он слушает. А ещё потому, что он это Он.

Ветер треплет верёвку, отгораживающую море от пляжа. И море плещется и вздыхает как большое невидимое чудовище где-то там в темноте. Дышит, шепчет, заманивает. А мы бредём мимо залитых светом кафешек, зазывающих высоко на террасы красными фонариками и вывесками. Вдыхаем густой терпкий солёный воздух. Ловим босыми ногами тени на холодном песке. И сквозь незатейливые китайские мотивчики слушаем это глубокое дыхание моря и словно становимся единым целым: я, море, он.

Он.

Тот, у кого в одной руке мои босоножки и свои туфли, а в другой — моя рука.

Тот, кто для меня уже больше, чем весь мировой океан.

Я, море, он... а ещё полтора миллиарда китайцев, половина из которых, кажется, тут с нами на пляже, но каким-то чудом мы умудряемся их не замечать.

— А сколько у вас с братом разница? — спрашивает тот, который словно всю жизнь так держит меня за руку.

— Девять лет. Ему тридцать шесть. А сколько тебе?

— Тридцать два. Не думал, что ты не знаешь.

— Не знала, но теперь хочу знать всё. Когда у тебя день рождения?

— Тринадцатого октября. А зачем ты переезжаешь к брату? — такой у него вдруг суровый, начальственный, в общем, мой любимый тон.

— Так уж получилось, что мне больше некуда, — останавливаюсь я, чтобы на это посмотреть: на его насупленные брови, упрямо сжатые губы и взгляд — всё, выносите меня вперёд ногами — ледяной как у Короля Ночи из «Игры престолов».

И ведь знаю, что не отстанет месье Танков, включивший режим начальника, поэтому выкладываю всю историю, как я осталась без жилья от начала до конца, продолжая дальше наш путь по песку.

— Так, погоди, — теперь останавливается он. — Значит, тебя выставили из квартиры прямо после корпоратива?

— Прямо в красном платье, — улыбаюсь я, глядя на его хмуро сдвинутые брови.

— Я ещё не оставил мысль прибить твоего папашу, а уже хочется придушить твою подругу, — бросает он обувь на песок. — Лан, почему ты не позвонила мне?

— Ну, подруга — это громко сказано, так, просто соседка по квартире.

— Да, плевать! Почему ты мне ничего не сказала? Я же спрашивал, всё ли у тебя в порядке.

— Ты спросил: как я доехала. И вообще, Артём, почему я должна была что-то тебе говорить? — поправляю я нежные лепестки роз в туго скрученной бумаге и поднимаю на него глаза. — Тем более, ты был занят.

— Когда для тебя я был хоть раз занят? — прямо как Зевс-Громовержец метает он громы и молнии.

— Артём, у меня нет привычки по любому поводу звонить шефу, — развожу я руками. — Замок ли у меня сломался, микроволновка сгорела, или меня на ночь глядя некрасиво выставили из квартиры — неважно. Эти вопросы я решаю сама. И раз уж ты забыл, чем ты был занят, я напомню: Светочкой.

— Кем?! — морщится он, причём глубоко презрительно.

— Ты своих сотрудников только по фамилии что ли помнишь? Тополева. Светлана Тополева. Помнишь такую?

— А она-то здесь вообще при чём?

И теперь уже я не пойму: он прикидывается или в тот вечер набухался так, что ничего не помнит.

— Ты увёз её с собой после корпоратива, — зябко ёжусь я от налетевшего порыва ветра, а может, этот Биг Бос остудил меня уже до озноба.

— Ах, вот ты о чём, — хмыкает он снова презрительно, а потом снимает с себя пиджак, накидывает мне на плечи и обнимает одной рукой, прижимая к себе. — Даже не думай о ней. Вообще не думай.