Свободен

Глава 44

Как же хорошо!

Боже, как же хорошо!

Настолько хорошо, что, лёжа у него на груди, не хочется ни думать, ни говорить, ни шевелиться. Хочется дрейфовать в этом блаженном тягучем состоянии счастья и собственно всё.

Никогда ещё я не чувствовала себя такой цельной, такой завершённой и единой.

Я словно ремонт, который закончили. Ипотека, которую выплатили. Кроссворд, который разгадали. Ничего ни добавить, ни убавить. Ни рубля, ни кирпичика, ни слова.

Абсолютно. Окончательно. Определено.

Он словно выточил меня из куска бревна, вдохнул жизнь и создал нечто совершенное и навеки преданное ему. «Ну, или просто Буратино», — открываю я один глаз.

— Где ты был всю мою жизнь? — разбираю пальцами волосы у него на груди.

— Рядом, — улыбается он и целует меня в макушку. — И всегда буду рядом, если захочешь.

— А если правда захочу? — поднимаю я голову.

— Всё в твоих руках, — улыбаются его глаза.

— Знаешь, что меня пугает? Что всё это как-то слишком быстро.

— Быстро? — иронично искривляются его брови. — Только не говори, что ты ничего не замечала, Снегурочка моя, — подтягивается он к изголовью.

— Нет, кое-что, конечно, замечала, — кокетничаю я под его пристальным взглядом и, прикрывшись одеялом, сажусь рядом.

— И что же? — прищуривается он.

— Э-э-э… ну, однажды я думала, что ты говоришь по телефону, а ты просто сидел и на меня смотрел. Но как ты смотрел! Уф! Я потом работать не могла.

— Сорвался, — улыбается он. — Просто не смог, не успел отвернуться.

— А ещё как-то ты стоял у меня за спиной и вдруг уронил ручку. Наклонился за ней. А по пути просто выдохнул мне в шею. Совсем легко, едва слышно, невесомо выдохнул. Но клянусь, я не могла пошевелиться, как меня накрыло.

— Господи, — закрывает он рукой глаза и выдыхает, — ты и это помнишь! — Проводит ладошкой по лицу и смотрит на меня так, словно я планету в его честь назвала. — Твоя обнажённая шея — это было то ещё испытание всё лето. Похлеще лодыжек. Эти ровные маленькие складочки, когда ты поворачиваешься, — протягивает он руку. Ведёт большим пальцем по коже. И я откидываю голову и подставляю ему то, к чему этот облизывающий губы новообращённый вампир настолько неравнодушен. — Эта жилка. Эта ямочка, — подтягивает он меня к себе, и выдыхает с открытым ртом, словно хочет перекусить, а потом целует в яремную впадинку.

И не могу сдержать улыбку, чувствуя его мягкую бороду. Она щекочет, она ластится, как котёнок. И эти ощущения божественно приятны. А может это потому, что я его просто люблю.

— Почему, Тём? Почему? — поднимаю я голову, когда он чересчур увлекается, держа меня двумя руками. — Почему ты не дал мне понять этого раньше.

— Я давал, — теперь он смотрит в глаза. — Но решил, что совершенно тебе не нравлюсь. Ты не шла на контакт. Никак. Я смотрел — ты отворачивалась. Я наклонялся — ты отодвигалась. Я касался — ты одёргивала руку. Это было так очевидно и так невыносимо, что я пытался бороться со своими чувствами как мог. Я уезжал в командировки, только бы не видеть тебя. Неделями, месяцами не появлялся в офисе. Работал удалённо. Старался держаться как можно дальше. А когда этого было не избежать, прятался за маской сурового ледяного равнодушия. И напрягался изо всех сил, чтобы не звонить, не писать и не приближаться к тебе.

— Что же случилось месяц назад? — запускаю я руку в его густые шелковистые волосы. И тихо млею, когда этот Мистер Мнимое Равнодушие целует меня в висок. Когда обнимает, тянет к себе. И я оказываюсь в коконе его ног, рук и неуместного одеяла. — Нет, стой! — пугаю я его, заставляя остановится, когда меня вдруг осеняет. — Я знаю! Знаю! Шкаф! Это был шкаф!

— Шкаф, — кивает он, избавляется от одеяла и кожей к коже остаётся со мной один на один. — О, этот шкаф!

Ну, конечно! В тот день мы встретились на лестнице. Я шла сверху, он снизу. А сзади него по лестнице рабочие тащили шкаф. И на площадке, где мы встретились, на повороте, этот Султан Сулейман невозмутимо закрыл меня собой, чтобы меня нечаянно не зацепили. Просто положил руку на спину и слегка оттеснил к стене.

— Твоя рука. Твой запах. Твоё дыхание, — обхватываю я его руками, ногами, прижимаюсь к нему. — Я едва устояла на ногах.

— Твоя спина. Твоё тепло. Твой испуганный вдох, — вторит он. — И ты не упёрлась, как обычно, ты качнулась ко мне. Почти прислонилась. Я чуть не сошёл с ума. И понял, что не могу больше с этим бороться. Будь что будет. Я люблю тебя. Я расколдую тебя, моя Снежная Королева.

— О! Мой! Бог! Ты стал в тот день самым глубоким эротическим переживанием в моей жизни. Я работать не могла. Я спать не могла. Я два дня бредила твоими руками.

— По-взрослому? — коварно улыбается он.

— О, да! — выдыхаю я. — Ещё как.

— Я был хорош?

— Бесподобен. В душе, в спальне, во сне. Я два дня втирала тебя до полного удовлетворения, — улыбаюсь я.

— Ты не представляешь, что было со мной, — легонько касается он моих губ языком.