Свободен

Глава 45

— Хочу! Хочу! Хочу! ДА! ДА! ДА! — смеюсь я.

— Тогда сейчас посмотрю, что у нас есть, — улыбаясь, встаёт он, как есть, во всей своей могучей нагой красе, и прошлёпав босыми ногами по полу, склоняется к холодильнику.

Пододвигает к изножью кровати тумбочку и составляет на неё фужеры, вино и большую пластиковую тарелку с нарезанными фруктами, затянутую пищевой плёнкой.

— Это всё. Могу предложить ещё выйти где-нибудь поесть, потому что рум-сервис здесь не работает.

— Нет, нет, только не выйти. Мне более чем достаточно. А для такого большого животного, как ты, у меня есть подарок, — нахожу я на полу халат и порывшись в карманах, прячу за спину то, что принесла с собой.

Жду, сидя на кровати, когда он разольёт по бокалам вино, что осталось явно в прошлых наших с ним «посиделок».

— Та-дам! — и торжественно вручаю ему свои крошечные стринги пролетарского цвета.

— Это всё мне? — восторженно поднимает он труселя, как ослик Иа подаренный Пятачком лопнувший воздушный шарик.

— Тебе! — радостно киваю я.

— Спасибо! — с невинным лицом, недолго думая, делает он с их помощью на затылке хвост.

От смеха я даже говорить не могу, просто падаю лицом на колени и протягиваю ему бутерброд, сделанный мной из двух кусочков нашего с ним «самолётного» хлеба и китайской колбасной нарезки, купленной в супермаркете.

— А-а-а! — протягивает он дрожащие руки, когда я поднимаю голову. — Моя прелесть! Хлебушек! Настоящий!

— И это тоже тебе, — во второй руке протягиваю ему шоколадку. Тоже нашу, привезённую с «большой земли».

— А-а-а! — повторяет он свой дрожащий жест и схватив прижимает плитку к груди. — Сладенькое!

— Всё тебе, — смеюсь я.

— Спасибо, невозможная моя, — подаёт он мне бокал, тянет губы и сам весь тянется, пока не получает поцелуй.

И мы пьём вино, закусываем фруктами, дурачимся и просто наслаждаемся этим общением, словно насквозь пропитываясь друг другом. Он настолько мой, что больше просто невозможно. Я настолько его, словно меня создали по заказу только для него.

Накинув халат и облокотившись на перила, он курит на балконе, прижав меня к себе. А я жадно ловлю запах табака, которым он на меня не дышит, жмусь к его голому животу и тихо-тихо, чтобы никто не слышал, умираю от счастья.

— Откуда у тебя эти фрукты? — забравшись обратно в постель, мы смотрим какую-то китайскую дораму. Мой Рыжий Котяра, сытый и довольный, лежит на животе лицом к телевизору, подливает вино, кормит меня с пластиковой вилки нарезанными фруктами и ржёт над сериалом. А я, отказавшись от его услуг переводчика, просто умиляюсь какие хорошенькие там мальчики-китайчики. И девочки, все нежные, белокожие, хрупкие, гибкие и… улыбчивые.

— Фрукты? Тёть Лиза, наверно, принесла, — пачкает он мои губы кусочком манго, когда я не открываю рот, а потом облизывает. — Она за мной присматривает, прикармливает.

— Тёть Лиза?! — мычу я, пока он там увлекается, не давая мне ответить.

— Ага, — легонько прикусывает он мою губу, слегка оттягивает и позволяет ей выскользнуть, затейник. — Неужели эта партизанка тебе ещё не призналась?

— Елизавета Марковна — твоя тётка? — сажусь я, когда он, наоборот, заваливается на спину.

— Не совсем моя, — опирается он на локоть. — Она тётка отца. То есть мне по сути двоюродная бабушка. Но я её с детства как привык звать тёть Лиза, так и зову.

Я хлопаю глазами, не зная, что сказать. И от глупых вопросов меня спасает кусочек ананаса, которым этот Внучатый Племянник со мной делится, откусив половину.

— Она, кстати, по сути стоит у истоков компании отца, — ловит он вилкой очередной скользкий кусок манго, гоняя по тарелке, пока я усиленно пережёвываю несладкий, невкусный и жёсткий ананас. Не сезон на них что ли. — Она пол жизни проработала на ХимФармЗаводе, на базе которого и основали «ЭйБиФарм». Когда в девяностые завод стали распродавать по частям, тёть Лиза помогла отцу его выкупить, а затем сама возглавила производство. Мировая тётка, — таки подцепляет он манго, и, глянув на мои упрямо сжатые губы, отправляет в свой рот.

— А дети у неё есть?

— Есть, сын, дочь, четыре внука. Но муж умер, дети разъехались все, кто куда по заграницам, а она вот осталась.

— И с тобой нянчится? — улыбаюсь я. Ясно теперь откуда эта «семейственность» лёгкость и забота в их отношениях.

И хоть я немного неприятно удивлена, и снова возникло это гаденькое чувство, словно меня заманили на Хайнань как в ловушку. Но на самом деле я всегда такая — нелюбопытная. Не обсуждаю свежие сплетни в курилках, не лезу в соцсети в поисках инфы, не интересуюсь ничьим прошлым, не вижу очевидного, как с тем Корякиным, и не задаю лишних вопросов, как после того телефонного разговора, хотя полночи ворочалась и изводила себя муками ревности.

Но раз уж он сам подселил ко мне агента тайной разведки, грех не пытать теперь эту шпионку в поисках истины об Артемии Крышесносном, таинственном и загадочном.

Я сбегаю от него спящего в четыре утра. И он, конечно, ни за что не хочет меня отпускать, тянет к себе даже сквозь сон. И я, конечно, не хочу уходить. Но надо. Ему выспаться, доспать полноценно, хоть эти несколько часов. А мне в туалет. Не готова я ещё наполнять его люкс совсем неромантичными звуками и запахами своего тела.