Свободен

Глава 54

«А балкона в его идеальных дизайнерских квадратных метрах действительно нет», — вспоминаю я разговор про лоток, когда в обеденный перерыв последнего рабочего дня года, мы сидим в кафе.

Зато есть спортзал, занимающий целую комнату. Гостиная с угловым панорамным окном, отделанная деревом, кожей и шкурами, как пещера настоящего дикаря. А ещё гардеробная величиной с хорошую квартиру, где мои вещи скромно поместились в уголке. Всё же большая их часть осталась у Верки. Но я стараюсь обходиться тем, что есть, отложив неприятный визит на новогодние каникулы. Пока не до неё.

Хотя, как это обычно и бывает, когда возвращаешься на привычное место, в работу я втянулась буквально со следующего дня. И именно на работе чувствую себя лучше всего. Там всё знакомо, ожидаемо, понятно.

В остальное же время я словно красная ковровая дорожка после Каннского фестиваля. Меня отмыли, почистили, туго скрутили, но не поставили пылиться в каком-нибудь привычном чуланчике, а привезли и снова постелили в незнакомом месте, где тоже нарядно, торжественно, красиво. И где я — главный атрибут праздника, но всё здесь не моё. Чужой дом, чужие вещи, чужие привычки.

Запахи, звуки, скрип лифта за стеной, тиканье часов, позвякивающие пружины матраса — всё ново, беспокойно и слегка угнетает.

После отпуска и так всегда ощущается лёгкая пришибленность, а после такого фееричного она ощущается втройне. Пока я устаю дома больше, чем на работе. И никак не могу принять эту новую реальность. Смириться с ней. Вдохнуть полной грудью, потом выдохнуть, лечь на сильное плечо моего Солнца и ни о чём не думать.

Не могу. И днём, и ночью я нахожусь в состоянии какого-то дежурного напряжения, словно пашу в две смены, словно дышу в половину диафрагмы. И всё время ощущаю потребность обрести какую-то метафизическую сущность, без привязки к месту и времени, что я могла бы назвать «домом». Вернуться, наконец, в тот пыльный чуланчик после фестиваля и расслабиться. Но такого места у меня пока, увы, нет.

Зато есть работа. И много. За троих. Потому что взбрыкнувшая Светочка, видимо, решила, что ей в нашей конторе ловить больше нечего, и написала заявление по собственному желанию. А и.о. генерального директора Танков А.С. на время отсутствия Елизарова, отдыхающего с семьёй на Мальдивах, подписал её заявление «без отработки» положенных двух недель.

Рачкова перестала выклёвывать мне печень, что стало первым побочным эффектом моего кольца на пальце. Правда, как бы она ни лебезила и не тянула «Ла-а-аночка», резко перестав называть меня «Танкова», в подружки я её записывать не собираюсь.

Для меня на работе вообще мало что изменилось. Я не опаздываю, не отлыниваю, отношусь ко всем, как и прежде, ровно. Разве что на обед больше не хожу в нашу столовую, потому что мой «И.О» увозит меня куда-нибудь в уютное местечко, чтобы побыть вдвоём этот час. Слушает мои новости, склонив голову. Даёт советы, держа за руку. И кормит со своей тарелки, потому что то, что заказывает он, почему-то всегда вкуснее, даже если мы заказываем одно и то же.

— Надеюсь, сегодня ты больше на работу не собираешься? — выводит меня из задумчивости его голос, когда, следя за бегающими огоньками новогодней гирлянды, я теряю связь с реальностью.

— Почему? — сначала спрашиваю я, а потом думаю.

— Потому что сегодня тридцать первое декабря, — улыбается он и красноречиво смотрит на часы. — А у нас есть одно неотложное дело, которое нужно сделать в этом году.

— Ты уже купил ёлку, — гадаю я, сидя в машине.

Великолепную живую голубую ель в кадке мы наряжали вчера. А на покупку игрушек, мишуры, подарков, продуктов и всяких мелочей, которых мне так не хватало в его «мужской» квартире, потратили все выходные.

— Да, магазинов с меня хватило на целый год, — смеётся он.

— Твоя мама решила остаться встречать Новый Год в Хайнане, моя тоже не приедет, значит, мы никого не встречаем, хоть ты и смотришь на часы.

— Хорошая попытка. Я подскажу: это дело, которое связано с числом десять, но я решил не оставлять до десятого января то, с чем надо покончить в старом году.

— Блин, Тёма, не пугай меня, — непроизвольно скрещиваю я пальцы — дурацкая привычка, когда я чего-то боюсь. У меня на цифру «десять» только одна ассоциация: десятого октября мы расстались с Бережным, которого я теперь даже мысленно не зову Гена.

— Ничего не бойся. Я рядом, — сжимает он мою руку.

И только когда он круто поворачивает на перекрёстке влево, я вдруг понимаю куда мы едем. На мою старую квартиру, из которой меня выгнали.

— Тём, что ты задумал? — теперь я нервно тереблю его за рукав пальто.

— Что бы я ни задумал, тебе не стоит беспокоиться. Можешь даже ничего не говорить. Просто постоишь рядом.

— А моё присутствие обязательно?

— Пойдём, пойдём, трусишка. Тебе понравится. Посмотришь, как работают профи, — помогает он мне выйти из машины, когда из другой припаркованной машины выходит Валентин.

И я признаться узнаю его только по оправе очков да улыбке. Всё остальное: расстёгнутое пальто, дорогой костюм, элегантный галстук, кожаная папка в руках и вид, респектабельный и строгий, просто кричат о том, что передо мной адвокат, причём очень высокооплачиваемый, а значит, отличный.