Свободен

Глава 17

— Просто нет слов, — и я бы сейчас возмущённо взмахнула руками, но в одной из них у меня горячий чай, поэтому я просто его отхлёбываю, а потом ехидно интересуюсь: — Что же ты тогда так расстроился, Мистер Самоуверенность? Или обиделся?

«И пошёл танцевать Светку», — вдруг вспоминаю я, кто стоит передо мной в этой пищевой цепи Знающего Лучше.

— Я не обиделся, — открывает сразу оба пирожных сладкоежка. — Я словно получил под дых откуда не ждал. И разозлился. Да, я вспыльчивый, — кивает он на мой недоумённый взгляд.

— А сладкое тебе помогает? — улыбаюсь я.

Он кивает с набитым ртом.

— Тогда кушай сладенькое, Мой Злой Босс, — делаю я ещё глоток. — У меня ещё пряник есть. Хочешь?

— Чаю мало, — отвечает он, дожёвывая рулетик.

— Возьми мой, — уверенно переливаю я весь свой чай в его кружку.

— Я сейчас принесу, — залпом выпивает он и встаёт.

— Достань мой рюкзак.

И вот зачем я на это смотрю? На то, как играют его мышцы, когда он вытаскивает мои вещи. Как обтягивает задницу джинсовая ткань. Как помялась на спине футболка.

Вот зачем? Зачем начинаю примерять на себя то, до чего мне не должно быть никакого дела. То, что я, как прежде, должна усиленно не замечать.

— Можешь убирать, — засунув припасённый хлеб и достав разрисованное глазурью печенье, возвращаю рюкзак.

И вот опять! Опять любуюсь на упругий изгиб его поясницы, на рельеф плеч, на всё, что, собственно, было мне недоступно под тёмными рубашками и пиджаками. Но это я всего лишь нахожу себе оправдание.

Я, чёрт побери, сняла свои очки с шорами и толстыми линзами комплектации «не пялиться куда не следует» и уже разглядела его во всей красе. Уже! Не прошло и семи часов в воздухе. Если так дальше пойдёт, я к концу полёта ещё и влюблюсь в него по уши.

— Будешь спать? — спрашивает он, когда собрав пустые стаканчики и мусор, команда бортпроводников гасит в салоне свет. — Я тогда пойду к себе. Вытянешь ноги.

— А ты? — сворачиваю я куртку, чтобы подложить под голову.

— Я в самолётах редко сплю. Посмотрю какой-нибудь фильм. А ещё лучше — поработаю.

— Тогда поработай здесь, — произношу не я, говорит какая-то другая девушка внутри меня. И эта же другая девушка бессовестно упирается в его бедро ногами, когда, перенеся свои вещи, запойный трудоголик Танков Артём Сергеевич, нацепив очки, склоняется над Макбуком.

Минуту, две, пять пялится в экран, а потом поворачивается на мой взгляд.

— Что-то не так?

— Всё так, — улыбаюсь я. — Просто никогда не видела тебя в очках.

— Обычно я ношу линзы. Но уже поздно, глаза устали, — снимает он очки, чтобы протереть краем футболки. Одной рукой надевает обратно.

«И хорошо, что ты не знаешь, что это моя слабость — мужчины в очках, — не могу я оторвать от него взгляда. — Особенно вот в таких строгих очках с чёрной оправой. Особенно вот такие мужчины». Не спрашивайте меня какие. ТАКИЕ!

— Если буду храпеть, толкай, — спускаюсь я ниже, подтыкая под голову куртку. Глубоко вздыхаю. Закрываю глаза.

А когда просыпаюсь, этот Неспящий в Небе над Китаем так и пялится в экран, бегая пальцами по клавиатуре как заправская телеграфистка, а мои ноги лежат у него на коленях, заботливо прикрытые пледом.

— Минут через пять начнём снижение, — произносит он, не поворачивая головы. — С добрым утром!

— Ага, с добрым, — сажусь я, сжимая гудящие виски.

— Когда приземлимся, у нас будет три, на Хайнане — час ночи, — мельком смотрит он на часы. — Выпустить тебя?

«Выпусти меня. Выпустите меня отсюда! — утыкаюсь я в его грудь, пока он придерживает поднятый столик. — Я не хочу, не могу, не должна к нему прикипать, — брызгаю я в лицо холодной водой, а потом пристально разглядываю себя в зеркале. — Держись, Танкова! Соберись, тряпка! Не позволяй ему! Не позволяй себя очаровывать. Скажи ему: свободен! Строго так, жёстко, понятно скажи», — приказываю я себе.

Но я забываю про все свои установки, едва выйдя в Хайнаньскую ночь. Когда в лицо мне ударяет свежий прохладный ветер.

Не облепляет липкая влажная духота. Не обжигает лёгкие горячий, как в парной, воздух. А треплет волосы лёгкий морской бриз, наполняя душу вкусом отпуска и запахом свободы.

— Боже, какая красота, — расставляю я руки, спускаясь по трапу.

— Чувствую зря я кофточку не взяла, — раздаётся рядом покашливание.

— Елизавета Марковна?! — удивляюсь я старейшему работнику "ЭйБиФарм", спускающейся по лестнице приставным шагом.