Сводные. Мой дерзкий май

Глава 1

Сводные. Мой дерзкий май

Аннотация 2

Сын дяди Гриши мне сразу не понравился.

Темные глаза порезали неприязнью и брезгливостью, словно он увидел не девчонку, а слизня или уродливую мохнатую сороконожку.

«Запомни, малявка. Мы никогда не подружимся. Ты мне никто! Это не твой дом! А я никогда не стану тебе братом! Запомни!» — сказал он в нашу первую встречу.

И я запомнила. Я всегда это знала. И остерегалась его как опасного вируса.

***

Каролина

Сын моего отчима дяди Гриши мне сразу не понравился.

У мальчишки были иссиня-черные волосы и темные как ночь глаза. Глаза меня по-настоящему пугали. В них таилась удушливая опасность и жестокая дерзость. Сегодня днём, впервые заглянув в них, я поняла — я ему тоже не понравилась.

Черные глаза порезали неприязнью и брезгливостью, словно он увидел не девчонку, а слизня или уродливую мохнатую сороконожку. Это сравнение для меня более чем неприятное, ведь я панически боюсь сороконожек.

Давиду уже исполнилось двенадцать, мы были почти ровесники, но у меня складывалось такое ощущение, что он был старше года на четыре. Он оказался выше на целые две головы.

Прямо сейчас мы сидели за большим обеденным столом и ужинали после долгой утомительной поездки. Обстановка вокруг пропиталась безысходной нервозностью и напряжением.

Попытки мамы разрядить ее рассказами из прошлого или планами на будущее оставались тщетными. Не знаю как остальные, но я чувствовала себя не в своей тарелке.

Совсем не таким я представляла свой первый день в новом городе и в новой семье.

Давид сидел напротив меня и с искренним недовольством ковырял вилкой в своей тарелке, показывая всем, как сильно я испортила ему жизнь только лишь тем, что сегодня вместе со своей мамой переехала к ним жить.

Впрочем, если вспомнить мое вероломное появление, наверное, это так и есть.

— Давид, поешь. Праздник всё-таки, неприлично сидеть отчужденно от всех, — строго сказал его папа — Григорий Арсеньевич или как я его называла — дядя Гриша.

— Праздник? — мотнул головой, перебросив упрямую челку с глаз на бок лба.

Он швырнул вилку на стол, и та с резким звоном ударилась о краешек тарелки. Затем облокотился на спинку стула и принялся потрошить меня взглядом.

Я боялась сделать лишнее движение, но и терпеть тяжёлый взор мальчика не смогла. Опустив голову вниз стала рассматривать свои порезы на левой ладошке. Их было три. Один большой глубокий, он пересекал сгиб и переходил на указательный палец, и два маленьких рядышком пониже.

Я осторожно тронула свежий порез и поморщилась от боли.

— У кого праздник? Меня пацаны ждут во дворе.

— У нас. Теперь мы все знакомы и стали одной большой ДРУЖНОЙ семьей. С друзьями потом погуляешь.

— В гробу я видал такие знакомства. То же мне праздник. Пап, давай по-быстрому говори, чё там хотел? — злость сочилась из каждого произнесенного им слова.

Я ещё больше сгорбилась над тарелкой и практически сползла под стол, желая всей душой поскорее закончить этот показной мучительный ужин.

Я посмотрела на сидящую рядом маму в поисках поддержки. Она сдержанно суховато улыбнулась мне. Отчего мне стало ещё дурнее. Голова поплыла в каком-то сером душном тумане. Аппетит совсем испарился.

Мне захотелось обратно домой, хоть и там я не была сильно счастлива.

— Кхем, кхем, — прокашлялся дядя Гриша.

Я поняла, что новой ссоры избежать не получится.

— Сын, выйдем. Дамы, простите нас, всем приятного аппетита. Мы скоро вернемся.

Дядя Гриша встал из-за стола с ледяным спокойствием, отставив стул назад.

Давид скривился и поднялся следом за своим папой. Швырнул в меня ранящий душу взгляд. По спине пробежали липкие мурашки похожие на тараканов. Я сглотнула комок в горле, не разрешая себе реветь при нем.

Когда они скрылись за красивыми деревянными дверями, я смогла выдохнуть застрявший от испуга в лёгких воздух.

— Мам, кажется, я не нравлюсь Давиду… Мы не подружимся, — с невыносимой грустью призналась маме, заглядывая в ее большущие бледно-голубые глаза.

— Ничего, уживетесь. Конечно, уживетесь. А мальчишки? Они везде мальчишки. У вас в классе тоже забияки есть. Ну вот представь, что Давид - это Аргам. Такой же хулиган. Давид просто расстроен из-за кубка… Для него спорт очень важен, Гриша мне рассказывал. Зачем ты только его взяла. Мы же ни раз обсуждали, что чужие вещи брать нельзя. Не думала, что в первый же день из-за тебя возникнут проблемы.

— Но ведь я… я не специально, мам… — все-таки начала реветь, мечтая, чтобы она меня обняла.

Но мама не сделала этого. Она всегда была немного холодна.

— Ну, тшшш. Не плачь. Ничего страшного не произошло. Гриша же сказал, что это мелочь. Новые кубки принесет. Не переживай.

Нет. Мама не права. Страшное уже произошло. И оно непоправимо. Я чувствовала это всем своим сердцем.

— Каролина, перестань. Уже большая девочка, а ведешь себя как дедсадовский ребёнок.

— Угу, — шмыгнула я носом.

Растерла по щекам слезы и старалась улыбнуться. Мама не любила, когда я ревела.

Какая же я неуклюжая. Все я виновата. Если бы не мое любопытство все могло бы быть по-другому.