Святая Русь
книга четвертая
Во имя земли русской
Глава первая
При вступлении Шуйского на престол королю Сигизмунду, угрожаемому страшным рокошем, было не до Москвы. Но рокош кончился торжеством короля, и теперь он имел возможность заняться делами внешними. И так как пока в дела Московского государства вмешивалась только часть сил не чуждых враждебной Польше, то Сигизмунд мог еще спокойно ждать развязки дел, пока Шуйский боролся с нею. Но теперь, когда Шуйский завел переговоры со шведами, с Карлом, заклятым врагом Сигизмунда, когда между царем московским и королем шведским заключен вечный союз против Польши, теперь Сигизмунд оставаться в покое не мог. С другой стороны, послы польские, которые возвратились из Москвы, уверяли короля, что русские бояре за него, Сигизмунда, что только стоит ему появиться со своим войском в московских пределах, как бояре заставят Шуйского отказаться от престола и провозгласят царем королевича Владислава. Польские магнаты подбивали Сигизмунда на московскую войну, его убеждали, что он: во-первых, должен мстить за обиды, нанесенные еще первым Лжедмитрием, за нарушение русскими договора, за их союз со шведами против Польши. Потом, чтобы дать силу своим наследственным правам на московский престол, ибо предок его, Ягайло, был сыном княжны русской, женат также был на княжне русской. Наконец, чтобы возвратить области, взятые у Польши князьями московскими. Во-вторых, они говорили, предпринятый поход будет состоять не только из одних частных выгод короля, но и для блага всего христианства, которому явная угроза со стороны московского государства. В войсках Шуйского были иноверцы: татары, еретики французы, голландцы, англичане – все они заключили союз против Польши для того, чтобы истребить католическую религию и ослабить польское государство.
Польские магнаты были правы отчасти, отдельные бояре являлись доброжелателями поляков, согласны были вручить Московское государство сыну Сигизмунда, но для этого им пришлось бы устранить Шуйского. Но так как землю русскую еще терзали враги со всех сторон и концов, то многие бояре в этом случае предпочитали иметь все-таки своего православного царя, удалить Шуйского от престола пока было трудно.
Был хороший, свой, умный воевода, который смог бы заменить Василия Шуйского, это его племянник, Скопин-Шуйский, но он за пределами Москвы. А нынче над самой Москвой угроза со стороны Тушино. В Москве смута и измена лезли со всех щелей. С царем в городе нет порядка, бояре то в Тушино на поклон царьку едут, то обратно возвращаются, никто их об этом даже не корит, и царь молчит, не издает своего указа о перелетах. Нет Шуйскому в этом и поддержки от бояр. Беззащитный он как против имущих, так и у черни, один на один с ними, как в кулачном бою. Он уже не настоящий хозяин, и не только на Руси, но и в самой Москве, и только его личной воле подчиняются все, эта громадная масса людей. Достаточно ему отстраниться от дел, чернь, она как спущенная с цепи набросится на всех, когда почувствует свободу, и в первую очередь на бояр. Понимали бояре, что они беззащитны без царя против черни. Царь же хитрил, он знал, чем поуспокоить разнуздавшуюся чернь. Перед надвигающейся с каждым днем все большей опасностью он отправил своих бояр, окольничих переписывать оружие по слободам и сотням. А когда начинали переписывать оружие у горожан, значит, ждут нападения тушинцев на город. Царь правильно рассчитал, стоит только всерьез напомнить всем о грозящей Москве опасности, и перед лицом этой опасности все смуты уймутся.
Так оно и вышло: проехались Мстиславский с окольничим Андреем Ситским, да и с писцами из Разрядного приказа по Бронной слободе, повыпытывали в каждом дворе, кто
175
какое оружие держит, писцы записали все вплоть до рогатины, да еще Мстиславский заставил окольничего Ситского пошарить по задворкам, не припрятано что-либо из оружия, как на третий день Москва слухами пошла. На торгу в Зарядье, Китай-городе опустело, не стало лихих бездельных людишек, мотавшихся целыми днями по торгу и выжидавших какой-нибудь заварушки. С Ильинки, с Варварки, с Никольской уже не скатывались на торг толпы покровских да сретенских посажан, которые всегда и начинали бучу, а когда Мстиславский во второй объезд объехал Гончарную да Огородную слободы, Москва и вовсе притаилась, тревожное затишье вновь вернулось к ней.
Над Гончарной, над Кузнечной, над Звонарной слободами погустели дымы – слободчане налегли на работу. Поугомонились, попритихли, как вымерли сретенские, покровские черные люди.
Притихли и бояре, и не только те, кто был за поляков, за тушинского царька, все они остановились на исходных рубежах, заняли выжидательные позиции. Кто сильнее всех шумел, теперь сидел тише всех.
В Москве царила тишина перед бурей.
Вскоре в дополнение к тому, что страну терзали отряды Лжедмитрия II, она подверглась нападению и со стороны крымских татар.
После своей коронации Шуйский направил в Крым посла с тем, чтобы возобновить мирные отношения с ханом. Но посол был захвачен повстанцами и казнен в Путивле.
Восстание в южных городах надолго прервало русско-крымские дипломатические сношения. С весны 1609-го года крымская орда пришла в движение. В июне наследник хана Джанибек с многотысячным войском вторгся в пределы русских земель.
Прежде татары, проведя грабительский набег, быстро уходили в степи. На этот раз они продвигались к Москве, и к тому же не спеша, сжигая по пути села и забирая в полон русское население. Накануне крымцы перешли Оку и их отряды появились в окрестностях Серпухова, Коломны и Боровска. Недобрые вести о крымцах усложняли положение в Москве, которое и без того было неустойчиво. Шуйский пытался скрыть от народа правду о крымском вторжении. В грамотах к городу он объявил, будто татары прибыли на Русь, как союзники. Ложь не принесла ожидаемых выгод, наоборот, население Коломны и прочих разрозненных мест громко проклинало царя, “признавшего” поганых и тем погубившего собственную землю.