Святая Русь. V. За веру православную, Отечество русское

Святая   Русь. За веру православную, Отечество русское

Святая  Русь

Книга   пятая

За веру православную,  Отечество русское

Глава   первая

            Убийство Лжедмитрия II явилось следствием заговора.

            Ян Сапега, стянувши силы для борьбы с казаками, решил использовать момент, чтобы склонить калужан к сдаче на его милость. Он подошел к городу и попытался вступить в переговоры с Мариной Мнишек и боярами. Калужане воспротивились переговорам. Опасаясь измены, они заключили под стражу Марину Мнишек и усилили надзор за боярами.

Оказавшись под домашним арестом, Марина искала помощи среди единоверцев.

            В литовский лагерь пробрался странник, в его корзине припрятана восковая свеча. Свечу осторожно разломили, и оттуда выпала свернутая в трубочку записка от Марины Мнишек: “Освободите, освободите, ради Бога! - писала она. - Мне осталось жить всего две недели. Спасите меня, спасите! Бог будет вам вечной наградой!”

            Однако, невзирая на просьбы Марины, Сапега не пошел штурмовать Калугу, а, наоборот, отступил от нее прочь. Опасность миновала, и низы поуспокоились. Никто не знал, что делать дальше. Самозванец никому не нужен был мертвым. Труп лежал в нетопленной церкви более месяца, и только жители и приезжие ходили туда поглядеть на голову, отделенную от тела.

            После смерти Лжедмитрия II в его вещах нашли талмуд, письма и бумаги, писанные по-еврейски. Тотчас стали толковать насчет еврейского происхождения царька.

            Калужские тушинцы настойчиво искали соглашения с москвичами; упросили боярское правительство направить в Калугу князя Юрия Трубецкого, чтоб привести жителей к присяге польскому королевичу. Тот прибыл, однако, тамошний мир не послушал Трубецкого. Тогда калужане выбрали из своей среды земских представителей из дворян, и из атаманов, и из казаков, и из всяких людей. Выборные люди выехали в Москву, чтобы ознакомиться с общим положением дел в государстве. Депутация возвратилась с неутешительными новостями. Казаки и горожане видели наемное войско, распоряжавшееся в Кремле, и негодующий народ, готовый восстать против притеснителей. Возвращение выборных из Москвы покончило с колебанием калужан. Невзирая на убеждения бояр, мир приговорил не признавать власть Владислава до тех пор, пока тот не прибудет в Москву и все польское войско не будет выведено из России.

Посланцу Семибоярщины боярину Юрию Трубецкому пришлось спасаться бегством из Калуги.

            Восставшая Калуга вновь бросила вызов боярской Москве.

            Тем временем, Марина, со страхом ждавшая родов, благополучно разрешилась от бремени. В недобрый час явился на свет “вороненок”. Вдова Отрепьева жила со вторым самозванцем невенчанной, так что многие считали ее сына зазорным младенцем. Марину частили на всех перекрестках, говорили, что она жила с иноком, и разводили руками на вопрос, кто подлинный отец ребенка. Даже после смерти мужа Марина не рассталась с помыслами об основании новой московской династии. “Царица” давно позабыла о преданности папскому престолу и превратилась в ревнительницу православия.

            После рождения ребенка она объявила казакам и всему населению Калуги, что

5

отдает им сына, чтобы те крестили его в православную веру и воспитывали по-своему. Обращение достигло цели.

            Разрыв с Москвою и рождение “царевича” напомнили миру о непогребенном самозванце. Калужане торжественно похоронили тело Лжедмитрия в церкви. Затем они крестили его наследника, нарекли его царевичем Иваном. Движение, казалось бы, обрело

свое знание. Так думали многие из тех, кто присутствовал на похоронах и крестинах. Но

иллюзии вскоре рассеялись в прах. Сыну самозванца не суждено было сыграть в последующих событиях никакой роли. Народ остался равнодушным к новорожденному “царевичу”.

            Смерть Лжедмитрия II вызвала ликование в московских верхах. Но знать радовалась преждевременно. Возбуждение, царившее в столице, не только не уладилось, но усилилось. Суд над попом Харитоном и последовавшие затем гонения против посадских людей лишь осложнили обстановку. В Москве давно назревал социальный взрыв.

            Для пресечения недовольства боярское правительство использовало королевские войска. Вмешательство чужеродной силы придало конфликту новый характер и направление.

            Социальное движение приобрело национальную окраску. Ненависть против ляхов не улеглась, она все больше заслонялась чувством оскорбленного национального достоинства. Народу нестерпимо было видеть, как чужеземные завоеватели с благословения бояр распоряжаются в их родной стране.

            Внешних поводов к раздору и конфликтам было более чем достаточно. Москва давно забыла о дешевом тверском хлебе. Волнения в Рязанщине совершили беду. Цены на продовольствие стремительно поползли вверх. Жителям пришлось подтянуть пояса. Но наемники уже чувствовали себя хозяевами города и не желали мириться с дороговизной. Они либо навязывали московским торговцам свои цены, либо отбирали продукты силой. На рынках то и дело вспыхивали ссоры и драки, которые в любой момент могли перерасти в общее восстание. Не раз в городе раздавался призывной звон колоколов, и толпы возбужденных москвичей заполняли площадь.

            С осадного времени в большом числе на стенах Деревянного и Белого города были установлены пушки. Немало их держали возле Земского двора под навесом. Власти распорядились перетащить пушки в Кремль и Китай-город. Туда же свезли и все запасы пороха, изъятые из лавок и с селитряных дворов. Бояре боялись внутренних врагов больше, чем внешних. Отныне пушки, установленные в Кремле и Китай-городе, держали под прицелом весь обширный московский посад.